"Сергей Красильников. Critical Strike " - читать интересную книгу авторанедавно - врачи там бесплатные, но очень бестолковые. В газетах и по
новостям - террористы всякие, взрывают что-то постоянно... - Видишь, это тебе высшие силы показывают: надо домой возвращаться, - сказал отец. - Не хочу. Там возможностей больше. Все замолчали, тема была больная. Я знал, что Нина не вернется, и отец на самом деле тоже это знал, но не хотел признавать и все никак не мог с этим смириться. - А едят как, - добавила Нина, глядя куда-то в окно. - Фастфуды сплошь, и сорят, картошку фри, стаканчики, гамбургеры недоеденные прямо на улице выбрасывают. Грязно везде. - В самый раз тебе на них свою эволюцию изучать, - сказал я, и все засмеялись, даже отец. - Кушай ватрушки, - сказал он. - Кушенькай. Там у вас все синтетическое, ватрушек нету таких, небось. Я тебе целый мешок купил. - Спасибо, - улыбнулась Нина. Нина всегда точно знала, чего она хочет. Всегда целилась в маленький красный кружочек посередине мишени и, если не попадала именно в него, считала попытку проваленной. Она никого не слушала, расставляла свои цели и стреляла по ним, пока не добивалась своего. Может, именно из-за этого она и уехала. В ней не было чувства племени, чувства социума; она этот социум изучала, как толпу мартышек, еще не до конца отвыкших от лазанья по деревьям. Я хорошо помню вечер, когда Нина уехала за границу, хоть это и было довольно давно. паспорт, билет, сертификат школьный - хлам!.. Хоть бы, честное слово, крестик взяла, если икону не берешь. Не в тягость ведь, маленький, медный, от бабки твоей остался, а она знатная была колдунья, одним взглядом хворь снимала... - Зачем мне лишние провол'очки на металлодетекторе? - отмахивалась Нина и паковала свои чемоданы. - Ты чемодан с одеждой в машину отнес уже? - Несу, несу. Отец напихал ей в тот чемодан несколько икон, крестик и какие-то амулеты еще, за что Нина потом долго злилась, но на больших-то расстояниях любое чувство приравнивается к любви. - Это кризис, - сказала она. Я зашел к ней в комнату, и Нина показала мне рисунок, который начала утром: на белом фоне что-то страшное, черное, со щупальцами, будто бы само себя изнутри разрывающее. В самой середине у кризиса пульсировал тугой прозрачный голубоватый пузырь, наполненный то ли водой, то ли воздухом; вся черная масса росла из него. - Это пузырь кредита? - догадался я. - Он самый. - Тоже боишься? Нина не боялась. - Я смотрю, ты все-таки путями отца отправился, по его граблям. - Она откинулась на спинку стула, отбросила волосы назад. Вытянула из кармана халата тонкую сигарету и закурила ее. - Делишь мир на черное и белое, плохое |
|
|