"Петр Краснов. От Двуглавого Орла к красному знамени. Кн. 1" - читать интересную книгу автора

Всего человек четырнадцать было в гостях у Гриценки.
Наступал такой момент, когда нужно что-нибудь придумать или
разъезжаться. Воробьев считал, что пора приступить к главному, для чего он
пришел, - к картам. Отпустить дам, снабдить их кем-либо из молодежи и
засесть за макао или паровоз.
Молодежи хотелось еще поболтать, попеть, покуражиться. Вина было выпито
много, но все были более или менее трезвы. Пьянее других был сам хозяин. Он
как-то очень скоро хмелел, но, охмелевши, мог пить сколько угодно, все
оставаясь в одном градусе разгульного, безшабашного веселья, шумных песен,
широких жестов и любви ко всему человечеству.
Он бросил гитару, вскочил на свои упругие тонкие ноги и крикнул веселым
голосом, звонко пронесшимся по всей квартире:
- Захар! Вина!
Захар, денщик Гриценки, из молодых солдат, рослый красивый парень в
снежно-белой рубахе, писаный русский молодец, подскочил к нему с бутылкой
красного вина и большим стаканом.
Звонкая оплеуха раздалась по комнате и заставила всех вздрогнуть и
обернуться. Гриценко ударил солдата по лицу.
- С-скотина! Сколько времени у меня служишь и не можешь различить что
как называется! - кричал Гриценко. - Я чего требовал?
- Вина, ваше высокоблагородие, - растерянно отвечал побледневший
солдат.
- А ты, скотина, принес пойла! Вино - это шампанское, дурак!..
- Павел Иванович, - вдруг раздался из угла звонкий, молодой, полный
искреннего возмущения, голос, - я попрошу вас не бить солдата! Это мерзко
и... и недостойно дворянина и офицера.
Из угла вышел молодой стройный юноша. Его розовое лицо с чуть
пробивающимися, почти невидными усами горело от негодования. Большие
темно-серые глаза были полны гнева. Застегнутый на все пуговицы своего
вицмундира, изящный, в узких, по тогдашней моде, рейтузах, он стал против
Гриценки, заслоняя собой окончательно растерявшегося денщика.
- Корнет Саблин! Вы з-забыв-ваетесь! Вы с ума сошли. Корнет Саб-лин, я
п-по-п-прошу вас н-не сметь мне делать з-замечаний! - заикаясь от гнева,
воскликнул Гриценко, становясь багрово-красным.
- Что такое? Что такое? Господа, - заговорил быстро Степан Алексеевич
Воробьев, неслышными мягкими шагами подкатываясь к Саблину.
- Корнет Саблин! Вы не правы! Вы не имеете права делать замечаний
своему эскадронному командиру. Ротмистр Гриценко, вы слишком погорячились,
ударив денщика. Да... Да... Но предмета ссоры нет. Вы сами виноваты,
ротмистр... И, господа!.. Мир... Ну... мир... во имя чести полка! А... Руки
друг другу... Н-ну!
- Я не могу, - тихо, но твердо выговорил Саблин. - Если бы он меня
оскорбил. Он оскорбил солдата. Он себя оскорбил.
Но Гриценко был отходчив.
- Захар, поди сюда! - сказал он. - Я тебя побил, любя побил, понял? я
тебя и поцелую - любя поцелую.
И, взяв обеими руками за щеки Захара, он нагнул его лицо к своему и
сочными губами впился в крепкие губы солдата.
Потом, отодвинув его лицо от своего, он погрозил ему пальцем и
укоризненно сказал: