"Юзеф Крашевский. Осада Ченстохова (Библиотека исторической прозы) " - читать интересную книгу автора

постучали. Прося войти, капеллан закрыл книгу со вздохом, как бы страдая
оттого, что из лучшего мира его возвратили на землю, и бросил взгляд на
образ Распятого, как бы прося у Него помощи и совета.
Вошел монах, ксендз Петр Ляссота, с несколькими письмами, поцеловал
руку настоятелю по старинному обычаю для напоминания о послушании, молча
вручил ему письма, но лицо его было испугано и подернуто грустью.
Ксендз-приор посмотрел на печати и адрес и, не спеша распечатать, сел.
Это был человек средних лет, небольшого роста и с обыкновенной
внешностью; черты лица его говорили о великодушии, твердом характере и
светлом уме. Добродушие и мягкость соединялись в нем с мужеством и
выносливостью. Серые глаза смело и прямо смотрели на каждого, не опускаясь
ни перед кем, не боясь ничьего проницательного взора, сами проникая вглубь
души; густые брови, сросшиеся над ними, уже начинали седеть. Лоб у него был
высокий, изрезанный несколькими морщинами, которые начертали время и труд, а
не заботы. Красные и широкие губы выражали одновременно силу и доброту,
которые отмечают великих людей, всегда готовых к борьбе и стойких пред
опасностью. Было видно, что на них часто играла ласковая усмешка; говоря, он
умел придать приятность своей речи, а временами и несокрушимую силу,
объяснить которую никто не сумел бы, но всякий повиновался ей. Таков был
ксендз Кордецкий, с важной осанкой, седеющими волосами и длинной,
спускающейся на грудь, бородой, в повседневной жизни; но тот, кто увидел бы
его на молитве, быть может, не узнал бы его: так изменяло его стремление
души к Богу, так прояснялся и светлел его облик. Он становился совсем другим
человеком. Никто, как он, не умел так соединять суровость с мягкостью, две
совершенно противоположные черты, и никто лучше его не громил пороки людей.
XVII век был, действительно, веком чистой и глубокой веры, но и в нем
было мало людей, похожих на Кордецкого. Он не был ученым теологом и часто
сам себя называл неучем, и каждый раз, когда приходилось решать какой-либо
трудный вопрос, находил помощь в своей чистой душе, а эта христианская
сокровищница была у него неисчерпаемой. Его ум, его речи были согреты
сердцем, проникнутые богобоязнью и полные чистой любви к Богу. Никогда ни
один земной помысел не осквернил его своим нечистым желанием. Дитя работящих
и бедных родителей, слишком рано ушедший в монашество, влекомый к нему, как
апостолы от сохи, облитой потом прадедов, из хижины, в которой царила
бедность, он добровольно отрекся от света, вовсе не жалея о нем. От тихой
пристани, наслаждаясь жизнью монаха, он проходил свой путь с христианскою
надеждою на счастливую жизнь за вратами короткого земного существования и
ожидал смерти с улыбкой на устах.
Родители Кордецкого были бедные крестьяне из Ивановиц, в Калише.
Воспитывался он среди простых людей на поле и свою деревенскую простоту
принес в жертву Богу. С детских лет, еще сидя на руках набожной матери,
Клеменс мечтал о монастырской тишине, стремился к одиночеству и посвящению
себя Христу. Но не ранее тридцати лет удалось ему сделаться монахом. Среди
монахов, которые в числе своих членов насчитывали немало потомков
знаменитейших шляхетских родов, сын пахаря резко выделялся умом и
набожностью; братия выбрала его настоятелем. Сначала он был приором в
Опорове и Пинчове, затем сделался им на Ясной-Горе и вскоре засиял светочем
добродетелей и заслуг.
Неутомимый в труде, он никогда не боялся его; брался за него с радостью
и, окончив, искал другого, и Бог посылал ему силы. С младшими он был старшим