"Александр Крашенинников. Обряд (Повесть) " - читать интересную книгу автора

серьезно, а то, что Отец, даже если бы захотел, теперь уже ничего не может
изменить. Выходит, они все, как вон тот вагон на рельсах: сойти можно,
только рухнув. Разве это по заветам Сатаны?
Пять минут спустя он взял такси, и они помчались в недальний пригород.
Держать приплод дома было невозможно. В их-то коммунальной квартире, рядом с
трагикомической ищейкой Варварой Алексеевной!.. Дьякон еще накануне, едва
зашла речь, что приплод будут брать сегодня, подумал о попе-расстриге.
Расстрига имел за городом домишко и с недавних пор - как умерла мать - жил
там один. Он и сейчас еще не оставил церковь в покое. Свою былую
причастность к этому грандиозному вместилищу елея он оттенил так, что бывшие
его однополчане по Христову войску возненавидели его еще больше. В прихожей,
едва войдешь, у него стоял для всеобщего обозрения стеклянный ящик, где
располагались: дюжина крайних плотей Христа, хвост святого осла, везшего
мессию в Иерусалим, голова петуха, кричавшего в тот момент, когда святой
Петр отрекался от господа, полный сосуд египетской тьмы и коробочка с
вздохом Иисуса. Расстрига с удовольствием демонстрировал эти предметы всем
желающим, уверяя, что все подлинное. Да и крестился расстрига - а он
крестился не только после еды, но и после того, как покидал постель с
женщиной - крестился он на поставленную в углу метлу. Это был самый
волшебный поп, каких только знал Дьякон.
Дом расстриги стоял возле шоссе. В кювете росли забрызганные
автомобилями жестяные лопухи, узкий выщербленный тротуар был желто-красным
от нанесенной на него ливнем глины, а в палисаднике неожиданные,
фантастические полыхали тюльпаны.
Дьякон вышел, оставив Игуменью в машине. Окна были фиолетовы и глухи.
Он позвонил. Дом стоял немой и недвижный. За спиной Дьякона, как внезапное
лезвие по наждаку, проносились автомобили. Он позвонил еще раз и еще. Не
слышалось в ответ ни звука. Дьякон прошел в палисадник, приник к окну. В
дальней, выходящей окном в огород комнате раскачивалась, стоя на месте,
огромная женщина с красным лицом и в расстегнутой кофте. Глухо, тупо, как
из-под воды, бил магнитофон, а сбоку, выглядывая из-за двери, лежала на полу
голая рука с зажатым в ней стаканом. Внезапно сам расстрига прыгнул на
середину комнаты и, уперевшись головой женщине в спину, а руками ниже спины,
пошел кругом, притопывая, приседая и одновременно поворачивая ее. Сделав
оборот, он выпрямился и что-то радостно, оглушительно закричал - было слышно
и отсюда, с улицы. Голая рука за дверью вздрогнула, стакан вывалился из нее
и покатился. Расстрига пнул его в сторону и, взметнув согнутые в локтях
руки, торжествующе захохотал. Женщина сдернула с себя кофту, оставшись в
тугой розовой комбинации. Груди, раздавленные комбинацией в лепешки, грозно
нацелились на расстригу огромными шоколадными зрачками. Расстрига пошел на
нее, вздрагивая животом и хохоча.
Дьякон вернулся в машину.
- На Трехпрудную, - сказал, не глядя на Игуменью.
И она ничего не спросила, лишь, закрывая мальчишку от сквозняка, искоса
посмотрела на него.
Сыто хрюкнул двигатель, таксист молодецки рванул руль и перевел
рукоятку передач. Крутанулись и окне деревья, яркий клочок неба, сверкающий
тюльпанами палисадник расстриги.
Какого шиша они сразу не подумали о запасных вариантах? Дьякон
посмотрел на Игуменью и, встретив ее взгляд, отвернулся.