"Константин Козлов. Алмазы для ракетчика (Роман) " - читать интересную книгу автора

четверть суммы сразу, остальное по возвращении, такой вариант вас
устраивает?
Кореец ответил утвердительно. И взглядом проводил собеседника до
выхода. Обернувшись к хозяину, подозвал кивком.
-Что желает господин?
Ужин и немного хорошей водки... Согласие экипажа. Всего лишь пустая
вежливая фраза. Только он, Йенг, принимает решения, и они - закон для всей
команды. Экипаж, семья, команда. Они и есть одна семья, и не только в
фигуральном смысле. Его родной брат - второй пилот, он же штурман. Дочь
техника и сын брата - жених и невеста, свадьба - дело давно решенное и
согласованное. Стрелок-радист - муж сестры. Да, пятнадцать... нет, уже
семнадцать лет - немалый срок. Столько воды утекло... Несмотря на прошедшие
годы, и в полете, и на земле они называют друг друга, как в молодости:
"командир", "штурман", "радист". Иногда в шутку обращаются по званиям.
Привычка, ничего не поделаешь. Человек, отдавший полжизни армии, никогда не
станет полностью гражданским. Но звания - это из той, уже позабытой жизни.
Из жизни, что была до минуты, когда они в последний раз попросили
разрешения на запуск двигателей у диспетчера своей части...
Когда-то они были лучшим экипажем патрульной эскадрильи, а их главной
задачей - охота за южнокорейскими подводными лодками. Тогда все обстояло
иначе, была помощь Большого брата, инструкторы, четко вырисовывающееся
будущее, а главное, вполне определенный противник. Но пришли перемены,
которых сначала никто не воспринял всерьез. Сначала - изменения в России, а
затем и страна корейца вступила в жуткую полосу своей истории, прекращение
помощи из-за рубежа вызвало голод в деревне, а в городах продукты выдавали
по карточкам. В страхе перед бунтами правительство закрутило гайки,
устроило охоту на неблагонадежных. По ночам - аресты; лучшие командиры,
делом в годы войны доказавшие народу и стране свою преданность, очутились
за решеткой, все равно что умерли для друзей и знакомых. Ни на миг не
исчезал страх, накапливалась усталость, измученный разум подстегивала
мысль: ты следующий; появилась опустошенность, как во времена еще той
войны. По радио и телевидению - сплошные лозунги и доклады об очередных
успехах, а дома - неустроенность и голодные глаза детей, их худые пальчики
и обтянутые кожей скулы навсегда врезались в его память. Молчаливая,
безропотная, все понимающая жена, рано ушедшие из жизни родители...
Приблизился хозяин и с угодливым поклоном водрузил на столик небольшой
поднос. Маска боли и ожесточения на лице посетителя испугала его, заставила
попятиться, укрыться за своей стойкой.
...План улететь и не вернуться возник как-то сам собой. Азия большая.
Для экипажа летающей лодки всегда есть работа. Это бегство Йенг считал по
праву одной из самых красивых своих операций. Старый приятель, начальник
особого отдела, предупредил, что под Йенга "копают", назвал и предполагаемый
срок ареста. По всему выходило, что гулять на свободе осталось меньше
недели. Вот почему его экипажу перенесли отпуск, а лодку исключили из
графика патрулирования. Второе ограничение - чистая условность, из-за лимита
горючего они и так в последнее время почти не поднимались в воздух.
Остальные согласились сразу, понимали: сегодня - тебя, завтра - нас. Экипаж,
в котором арестован один из членов, уже не оставят в покое. Чтобы у
начальства не возникло подозрений, они отправили свои семьи отдыхать в
центральный район страны.