"Юрий Козлов. Реформатор" - читать интересную книгу автора

философской, а не в физической, бытийной ипостаси. Настоящие бомжи вызывали
у него неподдельный жгучий интерес, какой вызывает у человека то, что могло
(должно) было с ним случиться, но по какой-то причине (пока?) не случилось.
Он сам удивился, как сноровисто (словно резервист в военную форму),
переоделся в широченные черные с прилипшими перьями штаны, растянутую
вязаную в засохших пятнах кофту, натянул на голову цвета хаки панаму с
извилистыми полями - она была незаменима, когда Никита Иванович в дождь
ловил во Влтаве рыбу.
Из зеркала на Никиту Ивановича смотрел не просто бомж, но презирающий
человечество бомж. Такие бомжи, подумал Никита Иванович, сообщая лицу более
приличествующее - заторможенно-животно-обреченное - выражение, не
задерживаются на этом свете.
Бомж и достоинство - вещи несовместные, как гений и злодейство.
Отодвинув от стены диван, Никита Иванович, подобно (пожилому) щенку в
падали, вывалялся в плотно покрывшем пол сером мху. Сколько себя помнил, он
неустанно боролся с пылью. Но пыль (неустанно же) выходила из этой борьбы
победителем. Особенно славно смотрелись свисающие из-под панамы, пропыленные
седые клочья волос. Воистину, с грустью отметил Никита Иванович, тонка,
неразличима грань между добропорядочным обывателем и бомжом, по крайней
мере, у меня.
Можно было трогаться в путь.
И Никита Иванович чуть было не тронулся, но, к счастью, вспомнил, что
бомж без поклажи - все равно, что черепаха без панциря. Подходящая (из
синтетической, не знающей износа, мешковины) сумка отыскалась мгновенно, как
будто ожидала своего часа, и наполнил ее Никита Иванович не абы чем, но
крайне необходимыми для бездомной жизни вещами. Драный плед, зимняя шапка,
рукавицы, резиновые сапоги, тесак, алюминиевые миска, ложка, полиэтиленовые
мешки, газеты, банка просроченной свиной тушенки, полбутылки "Tuzemsky rum".
Никита Иванович хоть сейчас был готов на набережную Влтавы, где в
каменном кружеве мостов среди крытых галерей вблизи оборудованных и диких
пляжей обитала колония так называемых "речных" бомжей, которые плодились и
размножались там, на манер безпозвоночных червей неполовым путем. Иначе как
объяснить, что число их все время увеличивалось, в то время как средняя
продолжительность жизни неуклонно сокращалась? Сыскалась и такая крайне
необходимая вещь, как лыжная с острым наконечником палка, незаменимая для
работы внутри мусорных контейнеров.
И последнее, о чем подумал Никита Иванович перед выходом из дома:
запах. Если он оказался таким умным, то почему, собственно, те, кто замыслил
его убить, должны быть глупее?

...Никита Иванович вдруг вспомнил, как много лет назад, когда он жил в
Москве и с великим трудом заканчивал девятый (почему-то именно тогда
случилась заминка, дальше Никита Иванович учился, как Ломоносов) класс,
родители определили его на частные уроки к преподавательнице английского,
чтобы он сумел сдать переходной экзамен. Преподавательница жила с
полупарализованной мамой, у которой, как понял Никита, были сложности с
опорожнением кишечника. Никита сидел с преподавательницей на кухне, а из
ванной, (именно туда, а не в туалет) вкатывалась мама в никелированном на
колесиках кресле, доносились глухие ее стоны. "Мама, - чуть ли не каждую
минуту подбегала к двери преподавательница, - получилось?" Не хотел бы я