"Вильям Федорович Козлов. Солнце на стене (роман) " - читать интересную книгу автора

березе я заметил разоренное ветром гнездо. Оно прилепилось к развилке и
раскачивалось вместе с веткой. Сухие травинки и черные прутики свисали
вниз. Куда разлетелись птенцы из этого гнезда? В какие бы дальние страны
они ни улетели, сейчас готовятся в обратный путь. Сюда, в этот пронизанный
солнцем лес.
- Хенде хох! - рявкнул кто-то рядом. За сосной стоял Кащеев и целился
в нас из какой-то железяки. Пальто у него расстегнуто, черные волосы
спустились на лоб.
- Автомат? - спросил Овчинников.
- Немецкий, - сказал Глеб.
Автомат пролежал в земле двадцать с лишним лет. Он проржавел
насквозь. Все, что могло рассыпаться в прах, - рассыпалось. Остался один
красноватый остов. Глеб повесил автомат за рукоятку на сук, а ладони вытер
листьями.
- Мы совсем забыли, что была война, - сказал он.
- Вон след от осколка! - кивнул я на сосну. Я давно заметил на стволе
этот зарубцевавшийся шрам, но мне даже в голову не приходило, что это
военная отметина.
Кащеев, взлохмаченный и серьезный, стоял под сосной и смотрел на
брезент, на котором были раскиданы пивные бутылки и скорлупа от раков.
- Люди здесь кровь проливали, а мы... За что они, я вас спрашиваю,
кровь проливали? За то, чтобы мы пиво дули тут?
- Может быть, и за это, - сказал Игорь.
- Ты пошляк, - сказал Глеб. - Для тебя ничего святого нет... На
развилке дорог нужно установить монумент с мемориальной доской и золотыми
буквами начертать: "Здесь воевали наши отцы и деды... За нас с тобой,
товарищ, сложили они свои головы. Вечная слава нашим отцам-героям!"
- У моего два ордена, - сказал я. - Зато медалей семь штук. Он был
сапером.
- А твой? - спросил Кащеева Игорь.
- Я смотрю шире... Отец, брат... Не в этом дело. Я говорю о том, что
нужно преклоняться перед подвигами наших отцов.
- Мы преклоняемся, - сказал я. - Только учти - когда люди хотят
выразить свою скорбь, они не болтают, а снимают шапки и минуту молчат... А
ты шпаришь как из газетной передовицы...
- А все-таки, где воевал твой отец? - спросил Игорь.
- Мой не воевал, - нехотя ответил Глеб.
Мы зарыли в листьях бутылки и скорлупу. Молча уселись в машину и
поехали. Я хотел сесть за руль, но Кащеев опередил, первым втиснулся на
место водителя. Разговаривать никому не хотелось. По-прежнему светило
солнце, весело сверкали на дороге лужи. Мы догнали телегу. Колеса
забрызганы грязью. На телеге сидела старуха в резиновых сапогах. На голове
зимняя мужская шапка, в одной руке старуха держала вожжи, в другой -
длинный прут. Глеб вплотную шел за ней и беспрерывно сигналил. Старуха
дергала вожжи, изредка стегала прутом коричневую лошадь, а на нас внимания
не обращала. Выбрав удобный момент, Глеб вывернул на обочину и впритирку
обогнал телегу.
- Оглохла, старая?! - крикнул он.
Старуха улыбнулась морщинистым ртом, показав светящийся желтый зуб, и
ткнула прутом прямо перед собой.