"Вильям Федорович Козлов. Солнце на стене (роман) " - читать интересную книгу автораберезе я заметил разоренное ветром гнездо. Оно прилепилось к развилке и
раскачивалось вместе с веткой. Сухие травинки и черные прутики свисали вниз. Куда разлетелись птенцы из этого гнезда? В какие бы дальние страны они ни улетели, сейчас готовятся в обратный путь. Сюда, в этот пронизанный солнцем лес. - Хенде хох! - рявкнул кто-то рядом. За сосной стоял Кащеев и целился в нас из какой-то железяки. Пальто у него расстегнуто, черные волосы спустились на лоб. - Автомат? - спросил Овчинников. - Немецкий, - сказал Глеб. Автомат пролежал в земле двадцать с лишним лет. Он проржавел насквозь. Все, что могло рассыпаться в прах, - рассыпалось. Остался один красноватый остов. Глеб повесил автомат за рукоятку на сук, а ладони вытер листьями. - Мы совсем забыли, что была война, - сказал он. - Вон след от осколка! - кивнул я на сосну. Я давно заметил на стволе этот зарубцевавшийся шрам, но мне даже в голову не приходило, что это военная отметина. Кащеев, взлохмаченный и серьезный, стоял под сосной и смотрел на брезент, на котором были раскиданы пивные бутылки и скорлупа от раков. - Люди здесь кровь проливали, а мы... За что они, я вас спрашиваю, кровь проливали? За то, чтобы мы пиво дули тут? - Может быть, и за это, - сказал Игорь. - Ты пошляк, - сказал Глеб. - Для тебя ничего святого нет... На развилке дорог нужно установить монумент с мемориальной доской и золотыми товарищ, сложили они свои головы. Вечная слава нашим отцам-героям!" - У моего два ордена, - сказал я. - Зато медалей семь штук. Он был сапером. - А твой? - спросил Кащеева Игорь. - Я смотрю шире... Отец, брат... Не в этом дело. Я говорю о том, что нужно преклоняться перед подвигами наших отцов. - Мы преклоняемся, - сказал я. - Только учти - когда люди хотят выразить свою скорбь, они не болтают, а снимают шапки и минуту молчат... А ты шпаришь как из газетной передовицы... - А все-таки, где воевал твой отец? - спросил Игорь. - Мой не воевал, - нехотя ответил Глеб. Мы зарыли в листьях бутылки и скорлупу. Молча уселись в машину и поехали. Я хотел сесть за руль, но Кащеев опередил, первым втиснулся на место водителя. Разговаривать никому не хотелось. По-прежнему светило солнце, весело сверкали на дороге лужи. Мы догнали телегу. Колеса забрызганы грязью. На телеге сидела старуха в резиновых сапогах. На голове зимняя мужская шапка, в одной руке старуха держала вожжи, в другой - длинный прут. Глеб вплотную шел за ней и беспрерывно сигналил. Старуха дергала вожжи, изредка стегала прутом коричневую лошадь, а на нас внимания не обращала. Выбрав удобный момент, Глеб вывернул на обочину и впритирку обогнал телегу. - Оглохла, старая?! - крикнул он. Старуха улыбнулась морщинистым ртом, показав светящийся желтый зуб, и ткнула прутом прямо перед собой. |
|
|