"Вильям Федорович Козлов. Я спешу за счастьем " - читать интересную книгу автора

белым шифером. На стройку. Новый дом строят. Отцов трест находился на
берегу реки Ловати. Ловать куда больше Лазавицы. Это старинная русская
река, по которой давно-давно варяги ездили в гости к грекам. Это мы в школе
проходили. На другом берегу Ловати - крепостной вал. Тоже исторический:
Петр I приказал построить здесь крепость. Крепость несколько раз горела. Ее
снова строили и снова разрушали. Теперь остался один крепостной вал да
деревянная вышка. И еще подземный ход. Только его почему-то никто найти не
мог.
Захотелось есть. Я вспомнил запах жареном картошки, и у меня слюнки
потекли. С прошлого дня у меня ничего во рту не было. Ровно сутки. Надо
было что-то делать, - обед с неба не свалится. С неба дождь сыплется, и,
видно, надолго зарядил. А мне еще о ночлеге нужно подумать. Как ни крути, а
без отца не обойдешься. Придется к нему двигать. А что скажешь ему? Соврать
что-нибудь? Все равно ведь узнает правду, - мать напишет. Объясню ему, что
в Куженкино отправлять меня нельзя. Нет туда мне дороги. Отравит - сбегу. В
Одессу сбегу. Поступлю в мореходку. Буду на пароходах в загранку плавать.
Матросом. Чем плохо? Тысячу стран увидишь. А потом домой в отпуск приеду.
Мичманка с капустой, в зубах турецкая трубка. Знакомые от зависти лопнут.
Есть хочется все сильнее. Будь что будет - пойду к отцу. Прогонит или
нет - это еще вопрос, зато наверняка накормит.
Я поднялся. Из-под покореженного железнодорожного моста выскочила
трехтонка. В кузове выше кабины ящики. Я остановился, чтобы пропустить
машину. Она проехала мимо. И тут из кузова вывалился ящик. Он грохнулся на
мостовую, крышка отскочила, и крупные блестящие гвозди весело зыпрыгали по
мокрым булыжникам.
- Стой! - крикнул я. - Авария!
Машина остановилась. Из кабины выскочили двое. Шофер в зеленом ватнике
огрел носком сапога ни в чем не повинный скат и выругался. Плечи у шофера
были широченные, ватник на груди не застегивался. Парень в длинном черном
пальто и железнодорожной фуражке нагнулся и стал подбирать гвозди. На его
тонких ногах были накручены солдатские обмотки.
- "Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!" -
продекламировал парень и покосился на меня. - Чьи стихи? - спросил он.
Я не знал, чьи это стихи.
- И я не знаю, - сказал парень. - По радио слышал. Кусочек.
Пальто парня волочилось по земле, он наступал на него грязными
бутсами. Железнодорожная фуражка была велика, поминутно съезжала ему на
нос. Парень рывком головы вскидывал ее на затылок, но она снова съезжала на
нос.

Здесь город будет,
Здесь парку цвесть,
Потому что в стране Советской
Такие люди есть...

- Чьи стихи? - снова спросил парень.
Чьи это стихи, я знал, но парень безбожно коверкал Маяковского, и я
ему сказал об этом.
Он снял фуражку и положил ее на ящик с гвоздями. Потом посмотрел на
меня. Глаза у парня были карие. Темные волосы спускались на воротник