"Елизавета Кожухова. Этюд в красно-еоричневых тонах или Тайна, несущая смерть-II [H]" - читать интересную книгу автора

вздохнул Ивлев. - Да чего уж там! Давай лучше заглянем в кофеюшку, тут за
углом, очень милая дыра, там собирается, - Коля саркастически хмыкнул, -
творческая, блин, интеллигенция. Она же люмпенизированная сволочь.

Василию совсем не хотелось пить кофе, да еще в окружении столь неуважительно
поименованной творческой интеллигенции, но чтобы не обижать Колю, согласился.

Кафе действительно оказалось дыра дырой, к тому же очень малолюдной -
видимо, творческая интеллигенция в это время обычно еще спала. Лишь за одним
столиком пожилой человек в очках и с усами играл сам с собой в шахматы, а за
другим пил кофе некий худощавый господин. У его ног похрапывал здоровенный
ротвейлер в железном наморднике.

- Критик! - умиленно воскликнул Ивлев, бухаясь на стул рядом с хозяином
собаки и увлекая за собой Дубова. - Михеев, ты даже не знаешь, как я тебя
люблю!

- Знаю, знаю, - проворчал критик. - Уже с утра, небось, заправился?

- Ну так, самую малость, - захихикал Ивлев. - Знакомьтесь - критик
Михеев, детектив Дубов. Вообрази, Вася, он так "достал" поэтов своей
критикой, что пришлось завести себе столь надежного защитника! Ну как, ты
уже выдрессировал Нику, чтоб кидалась только на нашего брата поэта?

- Я и не знал, что у тебя есть брат поэт, - как бы между прочим заметил
Михеев. - А Ника - это моя муза.

Услышав свое имя, собака открыла один глаз, оглядела Ивлева и Дубова и,
видимо, решив, что угрозы ее хозяину они не представляют, вновь задремала.

Продолжая что-то болтать, Ивлев извлек из дырявого кармана не менее дырявый
кошелек и стал считать мелочь. Даже не прибегая к столь любимому им
дедуктивному методу, Василий понял, что у его приятеля едва ли наберется
даже на чашку растворимого кофе, и сам заказал две натурального.

- Спасибо, Вася! - патетически воскликнул Коля. - Скажи, чем бы я мог
тебя отблагодарить? А, знаю! Я посвящу тебе свою лучшую поэму!

- Не слушайте его, - хмыкнул критик Михеев. - Если бы он посвящал по
поэме всем, кто его угощал, то написал бы уже больше, чем Александр Дюма,
Поль де Кок и Всеволод Кочетов вместе взятые.

- А критик все критикует, - не остался в долгу поэт. И, вновь оборотившись
к Дубову, столь же сумбурно продолжал: - Послушай, Вася, давай лучше сходим
на пикет!

- На какой пикет? - совсем изумился детектив. - С каких пор ты стал
ходить на пикеты?

- Стихи бы лучше писал, - подпустил Михеев. - А то, поверите ли, все