"Вадим Кожевников. Белая ночь " - читать интересную книгу автора

Был у него здесь только один авторитетный советчик - его жизненный опыт. И
он ему помог.
Ползунков ходил, озабоченный, по береговому припаю, скорбно размышляя,
дать или не дать согласие принять грузы на лед и что ему будет от начальства
в случае чего. И вид у него при этом был такой, словно одновременно у него
болела как верхняя челюсть, так и нижняя. Он страдальчески ежился, вздыхал.
И уже определенным местом ощущал под собой жесткую скамью подсудимых. И как
бы слышал грозное предложение судьи - сказать свое последнее слово. И
мучительно искал, что может заявить в последнем слове в свое оправдание, но,
кроме общих фраз о заботе о государственных интересах, ничего придумать
конкретно в свое оправдание не мог. Факты были против него... Так и
произойдет, если ему не удастся совершить погрузку. Ведь наступила оттепель,
и лед под тяжестью грузов может начать рассекаться трещинами, и тогда грузы
поплывут из бухты на льдинах, как на плотах, в море или просто провалятся на
дно бухты. Вот ведь какими ужасами терзал свое воображение Ползунков.
И, может, оттого, что человеку в трагические минуты приходят
воспоминания о еще более трагических минутах жизни, видя унылое ледяное
пространство, вдыхая пресный студеный запах льда, Ползунков вдруг вспомнил
то, что пережил на фронте, находясь на самой короткой дистанции между жизнью
и смертью. Как он полз, прижимаясь ко льду реки, с привязанным к ноге концам
веревки и по нему, одинокому, фашисты били неспешно и экономно из ротного
миномета, и осколки льда и стали шуршали рядом с ним. Промокнув, он застывал
на ветру, обмундирование на нем обледенело, но он полз и полз по льду. Когда
он с головой рухнул в полынью почти у самого берега, его выволокли из
полыньи и протащили метров двадцать, словно утопленника, а потом он поднялся
и пошел, уже в рост, волоча веревку, привязанную к ноге в лохмотьях
обмундирования, и, когда он шел, с него осыпались ледяные обломки, и он уже
не ощущал себя, а шел беспамятно, словно раненый из последних сил в атаку.
Было это в начале зимы сорок первого года. Река, которую они обороняли,
покрылась ненадежным ледяным покровом, и стал вопрос, как получить
боепитание с левобережья.
И тогда батарейцы, которыми командовал Ползунков, придумали. Пригнали к
береговому урезу артиллерийский гусеничный тягач, подняли его домкратами на
бревенчатую платформу так, что гусеницы тягача свободно повисли, не
соприкасаясь с землей, вкопали впереди тягача связку бревен для упора. С
длинной веревкой, к другому концу которой был привязан трос, Егор Ефимович
Ползунков дополз до противоположного берега, там трос за веревку вытянули,
конец закрепили за передки саней-розвальней, загрузили сани снарядами. В это
время другой конец троса на правом берегу намотали на гусеницу тягача, как
на барабан лебедки, включили скорости на тягаче, трос стал наматываться на
гусеницу, и сани со снарядами поволоклись на правый берег.
Конечно, фашисты скоро обнаружили это транспортное средство и стали бить
по нему из орудий и даже вызвали авиацию. Но батарейцы прятались в укрытие и
если несли потери, то не в живой силе, а когда сани с боеприпасом уходили
под разбитый лед. Тогда они в другом месте налаживали этот самодельный
агрегат для транспортировки боепитания. И затем из стволов орудий их батареи
снаряды летели на врага.
И вот, осененный этим видением, Ползунков уже бодрой поступью подошел к
встревоженному первому помощнику капитана сухогруза. И объявил
покровительственно и снисходительно: