"Вадим Михайлович Кожевников. Петр Рябинкин " - читать интересную книгу автора

что выздоровевших потом распределяли по чужим частям.
И ради того, чтобы остаться в родном полку, серьезно раненные
симулировали, вели себя так, как при легкой травме. Бодрились, изображая
оптимистов, стряхивали термометры, "снижая" температуру. Чтобы облегчить
труд медперсонала, которому сверхкомплект в тягость, раненые занимались
взаимообслуживанием. Хирург медсанбата с сильными, как у слесаря, пальцами,
извлекая немецкий металл из бойцов, вынужден был проводить смелые,
длительные операции, не рассчитывая на то, что высокие мастера из армейских
и фронтовых госпиталей сделают то, что он не обязан был делать, так как эти
раненые исхитрятся все равно осесть в медсанбате.
Люди обнаружили удивительную способность мужественно переносить
страдания, считая это вовсе не высоким проявлением воинского духа, а некоей
солдатской хитростью. Терпели ради того, чтобы не терять сложившейся
воинской братской дружбы, товарищества, которое и составляет истинную
прочность всякого подразделения.
Бой - это коллективный труд, здесь каждый должен быть уверен в другом.
Не одним боем живет подразделение, их позади ц впереди бессчетно. У каждого
боя своя скорость, свои условия, свой расчет и план. Конечный итог боя
оценивается и тем, какой ценой досталась победа. Эту арифметику солдаты
знали, ею мерили свои боевые труды и умение командира спланировать бой
умно, по-хозяйски.
Петр Рябинкин вел себя в бою осмотрительно, расчетливо. Надежно
окапывался, точно следуя инструкции, как прежде на заводе - правилам охраны
труда. Ненависть не вызывала у него пренебрежения к врагу. Кроме ненависти
и злобы Рябинкин испытывал к врагу любопытство, стараясь понять, в чем
секрет его силы и в чем можно нащупать его слабость.
И так как Рябинкин, будучи рядовым бойцом, мог командовать только
самим собой, он присматривался к сноровке врага и повышал этим свою
солдатскую квалификацию. В своих масштабах вел изучение врага и накопил
существенный опыт.
Рябинкин научился подавлять в себе страх, бросаясь в атаку. Сразу же,
на бегу, навскидку он уже не вел огонь из винтовки. Вытерпев, бил только
прицельно, наверняка, зная, сколько у него в магазине патронов, а не так,
как, бывало, в первые дни: дергает затвор, а в магазине пусто, все
расстрелял безрасчетно, пока шел на сближение.
Одиночный, выдержанный выстрел из винтовки - он самый верный, но его
надо обеспечить, чтоб не было сильной отдышки после перебежки и удары
твоего сердца не шатали бы тебя, как ветер осину. Перед таким выстрелом
надо добыть себе хоть три секунды спокойствия, обдуманности, чтоб свалить
не первого удобного для прицела, а хотя бы ефрейтора, который командует
солдатами, находясь позади них, этот выстрел будет ценнее, добычливее для
исхода боя.
Когда Рябинкин на огневой позиции лежал за станковым пулеметом, он
сначала действовал только винтовкой. Во-первых, для пристрелки, во-вторых,
для того, чтобы, если немец засек его позицию, внушить, что здесь одиночная
стрелковая ячейка, а не пулеметная точка и, значит, на нее не следует
тратить огонь минометов и артиллерии. Успокоив так врага и подпустив его на
наивыгоднейшую дистанцию, Рябинкин начинал строчить любимым фланговым
огнем, самым губительным для живой силы врага. В эти моменты он нежно,
благодарно любил свою сотрясающуюся, как мотор на высоких оборотах, машину.