"Вадим Михайлович Кожевников. Петр Рябинкин " - читать интересную книгу автора

- А ведь есть среди нас и скрытые коммунисты, не оформленные. Считаю,
их надо оформить. Вот как, скажем, Ходжаева. Можно за него поручиться?
Можно. Спрашиваю в госпитале, почему раньше рекомендацию не просил? А он:
"Я, - говорит, - давно нацелился на фашистский танк, да все не получалось,
хоть и с бронебойкой выходил. Теперь получилось. Значит, можно проситься в
партию". Видали как! Сам себе фашистским танком рекомендацию в партию
добыл. Кто же из коммунистов-бойцов после этого, в своей партийной
рекомендации откажет?
И, перестав улыбаться, Трушин произнес сурово и строго:
- У нас, товарищи бойцы, большие потери в коммунистах. Надо
восполнять. Задумайтесь каждый за себя. Дело это такое - на всю жизнь. -
Пояснил: - Есть, конечно, которые стесняются, почему раньше в партию не
вступали, в гражданской жизни, в коллективе, где его все знают. Так что же,
я думаю, на фронте человек весь всем виден. И самому себе он стал виднее,
как, скажем, сегодня. Каждый по десять, а то и больше раз вроде как погибал
и вновь оживал. Сильно немец бьет. А ведь ничего, видите, беседуем. Вполне
нормально, как люди внимательные, осмысленные...


V

Большое душевное отдохновение доставил бойцам Трушин в эти дни, когда
немцы сотрясали передний край обвалами снарядов, кидали сверху равновесные
бомбы, продолговатые жестяные футляры - самораскрывающиеся на высоте
кассеты с мелкой смесью гранат, мин, сыплющихся смертельным мусором. Немцы
применяли также бомбы замедленного действия. Полутонная или четвертьтонная
тяжкая посудина, глухо шлепнувшись, влезала в мякоть земли и, притаившись
там, высчитывала свои сокровенные минуты и секунды. Пикировщики, падая
косо, словно подшибленные, вопили исступленно включенными сиренами, роняя
черные, кувыркающиеся, визжащие стокилограммовые бомбы, падающие в воздухе,
как поленья. "Мессеры" гвоздили крупнокалиберными пулеметами - крохотными
снарядами с фосфорной начинкой, от которых загоралась торфяная почва и
тлели шинели на непогребенных мертвых.
И вот в эти дни Трушин, зная, как не только в штабе полка, но и в
дивизии высоко оценивают подвиг выносливости его подразделения, выпросил
парикмахера и привел на передовую.
Парикмахер - пожилой человек с сановным обрюзгшим лицом - держал себя
перед политруком независимо, солидно, хотя был всего-навсего рядовым.
Обремененный винтовкой, противогазом, подсумком, как и положено солдату, он
бережно нес дамский клетчатый чемоданчик и, когда где-то далеко стукал
снаряд, поспешно падал, накрывал чемоданчик своим упругим брюхом.
В узком ходе сообщения, проникаясь сочувствием к одышке и возрасту
парикмахера, Трушин захотел помочь ему и предложил понести его чемоданишко.
Но парикмахер сказал:
- Лучше освободите меня от этого.
Снял винтовку, противогаз и передал Трушину, растерявшемуся от такого
наглого, да еще перед лицом офицера, нарушения устава.
Еще в штабе батальона парикмахер удивил Трушина своим высокомерием;
искоса и небрежно взглянув, он сказал как-то даже сквозь зубы:
- Обратите на себя внимание, товарищ политрук! Один височек у вас косо