"Вадим Михайлович Кожевников. Петр Рябинкин " - читать интересную книгу автора

- Холодно, а я вот весь отсырел от пота, и руки - того. Ты уж мне сам
сверни, Чишихин.
- Значит, переживаешь, - обрадовался Чишихин и суетливо заговорил: -
Ну, спасибо, обнадежил, а то я стал думать, что я один хуже всех, только
мне одному невмоготу, а другие все спокойно терпят, начал совсем теряться.
А теперь мне на душе легче, раз я не хуже, а такой, как все. - Затянувшись,
сказал доверчиво: - Я уж к тебе ближе подержусь. Ты меня на заводе выручал,
когда я с нормой не справлялся. Так если подобьют, не оставишь, вынесешь! -
Произнес застенчиво: - Ну, и что я у тебя в долгу, помню, пока живой. Так
что нам рядом лучше.
- Ты о чем таком со мной договариваешься? - подозрительно осведомился
Рябинкин.
- Да вовсе я ни о чем не договариваюсь! - протестующе воскликнул
Чишихин, уязвленный таким вопросом, а главное, тоном, каким он был задан. -
Не надо мне никакого договора. Это я сам себе разъясняю, как надо понимать
мне самого себя, про свой должок перед тобой.
- Ты свой солдатский долг помни! - сказал Рябинкин командирским
голосом.
- А он из должков состоит, этот солдатский долг, - горделиво объявил
Чишихин. - И не перед тобой одним у меня должки, и, если прямо сказать, за
всю свою гражданскую жизнь я всем обдолжался, как и ты тоже, и все мы
вместе.
- Ну это правильно, - согласился Рябинкин. - Гражданская жизнь у нас
была подходящая, и, если б не война, то ли еще было б!
- Именно, - обрадовался Чишихин. - Вот Трушин Алексей Григорьевич. Для
всех солдат он кто? Политрук, и только. А для меня он по званию еще больше.
Когда зашивался на токарном, он мне свой опыт подсунул, как будто он ему
самому лишний, не задел за самолюбие, а исподтишка подсунул. Хоть я и не из
его бригады. И на фронте он меня наблюдал. Я штык от винтовки потерял. Он
заметил, стал выговаривать.
Я ему: "Сейчас не та война, как в гражданскую, в штыковую атаку не
ходим. Фашисты в нас из автоматов брызжут с короткой дистанции, а вы меня
за штык упрекаете. На крайний случай могу и прикладом ударить".
А он мне: "Ты, говорит, задумайся, Чишихин, не о том, почему ты штык в
бою потерял, а почему ты в бою потери штыка не заметил. А не заметил ты
этого потому, что не энергично шел на сближение с противником. И этого ты в
себе не заметил. А если б это главное в себе заметил, то и штык бы на
винтовке сидел на месте прочно закрепленный и ты свое солдатское место в
бою в передовой цепи не потерял".
Спрашиваю: "Что ж я, по-вашему, трусил?" - "Нет, зачем же, просто ты
еще до передового бойца не подтянулся. Значит, обрати на себя внимание с
этой стороны".
А я ведь в том бою трусил, жался в землю. Не столько на фашистов
глядел, сколько на местность, где ловчее прилечь, безопаснее после
перебежки, каждый бугорок выглядывал и все патроны при себе таскал не
расходуя.
Рябинкин уныло согласился:
- Верно, бывает, что прикрытие сильнее ищешь глазами, чем фашиста,
который из своего окопа высовывается. Ну и свой комплект потом после боя
сосчитаешь, выходит, сэкономил ради своей шкуры, перед бойцами совестно, а