"Вадим Михайлович Кожевников. Петр Рябинкин " - читать интересную книгу автора

Конечно, для Боброва бронебойка - простой инструмент. Броня немецкого
танка для него словно прозрачный колпак, сквозь который он видит своим,
внутренним взором все уязвимые для бронебойного патрона точки. Немецкий
танк, в соображении Боброва, - машина, которую он обязан ловко испортить.
Бобров - знатный стахановец, привыкший в мирной жизни к общезаводскому
почету. И поэтому, как бы он ни страшился приближения вражеского танка,
допустить просчет на своей огневой позиции не позволит. Это для него не
только потеря чести солдата, но и утрата рабочей сановитости, которая
отличала его в подразделении. Рябинкин испытывал угрызения совести,
выставляя Боброва, прославленного стахановца, великого знатока резания
металлов, одного с бронебойкой против фашистского танка, полагая, что такой
человек более нужен для производства советских танков, чем для уничтожения
немецких. Тем более что бить по ним отважно из бронебоек имелось немало
охотников в подразделении, не обладавших столь ценной для общей победы
рабочей профессией.
И когда Рябинкин посылал донесения в штаб об отличившихся бойцах, он
всегда против их фамилий в скобках отмечал их бывшие профессии, желая
привлечь внимание штабных на предмет отчисления этих людей обратно на
производство, хотя ему и горько было душой об утрате столь решающе нужных
бойцов для успешного исхода каждого боя.
В солдатском быту пользовались высоким уважением не только обладатели
внушительных рабочих профессий, но и люди профессий оригинальных.
Бойцы подразделения проявляли особую заботу, чтобы сберечь пожилого
солдата Артура Капустина, бывшего укротителя львов, получившего броню, но
утратившего эту броню после того, как он был уличен в торговле говядиной,
предназначенной для львов.
Возможно, Капустин и проявлял исключительное бесстрашие, входя в
клетку к своим хищникам. Но ничего похожего на это чувство у него не
сохранилось для фронта.
Странно, но то, что солдаты не простили бы другому, они прощали этому
некогда тучному, теперь с обвислой кожей человеку, неряшливому и унылому,
до крайности нервозному и обидчивому.
Когда Капустин в бою откровенно робел, это не вызывало заслуженного
им, казалось бы, презрения, а как бы возвышало солдат в их собственных
глазах.
Если даже укротитель львов теряется перед немцами, а бойцы не
теряются, значит, они научились чему-то такому особенному, исключительному.
Когда штабные или политотдельцы посещали подразделение, солдаты всегда
представляли им Капустина подчеркнуто торжественно. Солдатам думалось: если
Капустин докладывает о минувшем бое - это авторитетно. Кто лучше может
понимать, что такое храбрость, как не укротитель зверей?!
Кроме того, начальство запомнит их подразделение, где есть солдат с
такой оригинальной профессией, а быть в памяти у начальства полезно.
Но больше всех и единодушно солдаты берегли в бою санинструктора
Воронина, тоже пожилого, очень стеснительного человека, из уважения к его
профессии, пригодной только для мирного времени, - учителя в школе
глухонемых.
Это был человек исключительной деликатности, вежливости. И если на
него во время боя кричали; "Куда прешь под огонь, обожди!" - Воронин
произносил убежденно: "Пожалуйста, за меня не беспокойтесь!"