"Вадим Михайлович Кожевников. Особое подразделение (Степан Буков) " - читать интересную книгу автора

наблюдениями". Кивает на Василия Земина. "Вот вы, - говорит, - для меня
образец самообладания. А чем, спрашивается, образец? Тем, что Земин в окоп
книги из ротной библиотеки приносит. От бомбежки рядом с собой держит.
Другие боеприпасы волокут, а он - книги. Конечно, книга полезна. Фокус
такой получается: начнешь читать, и вдруг ничего нет, ни войны, ни немца, а
есть нормальная человеческая жизнь, тоже, конечно, со всякими
неприятностями, но ты тут ни при чем. Вроде сочувствующего наблюдателя, и
только. Получается передышка, отдых".
Отремонтировали мы два танка старых образцов, но все-таки боевые
машины, да еще на ходу.
Политрук на партийное собрание вопрос вынес. И так его поставил:
конечно, танки нас сильно выручат, немецкие атаки отбивать. Но артиллерия
авиации все равно танки снова расколотит. А у нас тяжелораненые, а также
артиллерийский женский расчет, который все боеприпасы расстрелял. Есть
возможность на этих двух прорваться к своим. Водители найдутся из числа
ремонтников по моторам.
Приняли решение. Стали ребята быстро домой письма писать. Ночью
завязали мы с немцами бой наступательный, нахальный, потому что наступать
нам почти нечем. Но отвлекли. Танки благополучно прорвались, о чем они нас
оповестили через некоторое время ракетой. Повеселели мы от этой ракеты,
порадовались. Хотя за ночной бой еще потери понесли.
Потом какое настроение у нас началось? Стало определенно ясно, когда
наши на танках уехали, что мы теперь тут насовсем. Остались у нас кучи
всяких разбитых машин колесного транспорта, на скрап только годных, и такие
же кучи металла от разваленных, тоже на скрап, бывших танков, броневиков.
Из этого железа уже ничего путного сделать нельзя. Одна пригодность: на
баррикады, ну еще для прикрытия в щелях.
Сидим в земле, молчим, каждый про себя думает. А тут вдруг подходит к
политруку солдат - слесарь Фетисов, протягивает бумажку. Становится по
команде "Смирно":
"Прошу принять меня в партию взамен убывшего в связи со смертью
товарища Павлова Александра Григорьевича".
Ну, казалось бы, хорошо, человек в партию просится. Но его тут же на
месте Федор Соловьев одергивает:
"Почему тебя вместо Павлова, когда я с ним с одного завода?"
Ему правильно режет Фетисов:
"Так ты то же самое напиши и подавай заявление".
Он говорит:
"Я-то напишу, но ты у себя Павлова вычеркни".
Другие встряли в разговор. А политрук молчит.
Потом все-таки взял слово.
"Сегодня, - говорит, - когда в атаку бегали, я какую команду отдал?
Коммунисты, вперед?! Правильно?" - "Точно". - "Кто-нибудь в окопах
оставался?" - "Нет". - "Значит, что получается? Выходит, все бойцы
посчитали себя коммунистами". - "Временно, по случаю атаки". - "Временно в
партии не состоят". - "Так как быть?" - "Вот вы и решайте".
Ну, какое тут еще решение. Вырвал политрук из своей полевой тетради
листы чистые, роздал. Потом исписанные обратно собрал, сложил в планшетку.
"Если, - говорит, - обстановка не даст все по уставу оформить, ну что ж,
партия мне простит. Объявляю вас коммунистами".