"Надежда Кожевникова. Гарантия успеха " - читать интересную книгу автора

пожухлую траву, и даже землю, спекшуюся от жара, глаза его округлились от
ужаса. Причуд прежних хозяев навидался, но от моего святотатства пришел в
шок: "Мадам... ты что, что ты делаешь!" Местный креольский - упрощенный,
искаженный французский - обращение на "вы" не предусматривает, и Жан, во
всем остальном четко соблюдавший дистанцию, говорил и мне, и Андрею "ты".
Так вот, с рождения приученный экономить воду, он воспринял мое
расточительство как варварство, а садоводческую активность посягательством
на его должностные обязанности: если я намерена сама справляться, не грозит
ли ему увольнение, потеря места?

Маленький, тщедушный, он походил на подростка, и мы удивились, узнав,
что ему уже за тридцать. Ноги-руки как палочки и несоразмерно крупные,
выпирающие колени, локти, будто свинтили его из деталей, предназначенных
другим людям, прилепив большие мясистые уши к круглой детской головке, а
весь взрослый опыт вместив в глаза.

О причине его заторможенности мы лишь потом догадывались: с появлением
нас, новых хозяев, его парализовал страх остаться без работы. И при первой
встрече так долго не мог справиться с засовом на железных воротах, что
Андрей, с обретенным в африканских командировках жестким опытом, произнес
тихо, бесстрастно: видимо, надо его будет менять. Жан не только услышал, а,
показалось, понял фразу на русском, и выражение его глаз помню до сих пор.

С того момента он стал моим любимцем. Но я у него доверие не вызывала,
особенно после того, когда с секатором ринулась в чащу бугенвилии. Уж такой
подлянки он от меня не ожидал. Наблюдал, обдумывая, верно, как реагировать
на мое коварство, и наконец решился: предложил свою помощь. Я стригла, он
сухие ветки оттаскивал. Совместная наша работа продолжалась до вечера. Но на
следующее утро меня ждал сюрприз. Встав затемно, Жан проявил инициативу.
Цветение пенное бугенвилии изничтожено было зверски, деревья казались
обглоданными. Я онемела. А он явно ждал поощрения. Но победное торжество
гасло, сползало с его лица. Ничего, Жан, я сказала, это моя вина, не сумела
тебе объяснить задачу. Но по взгляду его поняла: откровенный разнос
перенести ему было бы легче.

Там, на Гаити, я в самой себе обнаружила свойства, о которых не
подозревала и не поверила бы, услышав, что смогу опуститься до склок с
прислугой. При всех своих недостатках, грех мелочности, бабьей вздорности,
считала, меня не коснулся и не коснется. Между тем, замены одной
домработницы на другую все учащались, расставания проходили все с большим
ожесточением, при чем каждая новая оказывалась хуже предыдущей. Хотя все
являлись с образцовыми рекомендациями, одна уверяла, что у посла Италии
работала, другая, что была поваром в фешенебельном ресторане, но выяснялось,
что и яичницу сготовить не могут. Стирка сводилась к тому, что свалив в таз
белье и насыпав гору стирального порошка, ждали сутки, двое, когда грязь
раствориться вместе с тканью: вот рубашка, узнаете?

Умение рачительно вести хозяйство не причислялось к списку моих
добродетелей, но уж таких разгильдяек встречать прежде не приходилось. Зато,
их распекая, усовершенствовала свой французский. В Женеве на дипломатических