"Лев Кожевников. Смерть прокурора (Детектив с налетом мистики)" - читать интересную книгу автора

засаленном гайтане и поманил Андрея под окно.
- На-ко. Повесь на шею.
Ходырев знал, что старик с Богом шуток не терпит. Замялся:
- Зачем это?
- Бери. Бери. Завтра спасибо скажешь.
Андрей хмыкнул и повесил крест на шею, лишь бы отвязаться.
Снова задал вопрос, ради которого завернул к старику:
- Давно там не был?
- Ден десять как...
- Ну?
- Дак я о чем толкую тебе битый час? Как оттудова
приехал, сразу к ванькиной вдовице побег. Будку взял у ней.
- Ну, дед! Ты темнила... еще тот.- Андрей рубанул
ладонью воздух и повернул прочь, жалея о потерянном напрасно
времени.
- Во-во. побегай, послушай, как петухи по ночам орут. А
посля приходи, поговорим!
- С кем это ты, Афанасей? - услышал дед за спиной женин
голос.
- Андрюха прибегал, Ходыренок. На Волковку снарядился.
Старуха сзади заохала.
- Ты сказал ему, нет? Афанасей? Про Волковку-то?
- Дураку скажешь,- хмыкнул Устинов.- Зубы-то скалить с
такими же. Пусть сам понюхат вначале.
Он грузно опустился на лавку.
- Ну. чего вытаращилась? Ставь самовар, така-сяка...
@BLL=
Андрей Ходырев, сухой, жесткий мужик лет тридцати пяти с
глубоко запавшими глазами и постоянной щетиной на лице, которая
вылезала сразу же после бритвы, сидел на скамье подле
железнодорожной избушки с путевой связью. Ждал пассажирский. В
самой избушке с закопченными стеклами сердитая баба
неопределенного возраста в сером ватнике, в сером, грязном
платке, время от времени что-то хрипло выкрикивала в телефонную
трубку, эта сердитая баба сидела тут всегда, сколько Андрей
себя помнил.
Со стороны города показался пассажирский - два зеленых,
обшарпанных вагончика с побитыми стеклами и дверями. В кабине
дизеля Ходырев издалека разглядел знакомого машиниста и на ходу
забросил в кабину рюкзак, вскочил на подножку. На разъезд
медленно втягивался встречный состав с лесом.
- Далеко рубят?
- На тридцать третьем. Недорубы подбирают.
- Остатки?
- Ну.
Лес шел плохонький, тонкомер, большей частью осина и
березняк. Из-за многократного переруба лесоучастки,
разбросанные вдоль узкоколейки, некогда многолюдные, начали
хиреть, а некоторые были давно брошены и зарастали бурьяном.
Печать запустения коснулась железной дороги тоже - плясали