"Михаил Эммануилович Козаков. Человек, падающий ниц " - читать интересную книгу автораавтора. Мы не назовем его имени, но не можем отказать себе в том, чтобы не
привести тут же некоторого разговора с ним. Расскажем все по порядку. Автор, желая проверить себя, прочел ему все здесь написанное. Друг внимательно слушал, время от времени бросая отрывистые подбадривающие фразы: - Занятно! Что же дальше? Автору показалось даже, что друг искренно сожалел, что рукопись не закончена. - Занятно! - повторил он после минутной паузы. - Я, конечно, не знаю еще фабулы твоего рассказа (да это и хорошо!...), но кое-что я, кажется, уже улавливаю... Да, да... Но не в этом дело. Я не могу еще оценивать этой вещи, но в ней есть несколько строчек... "разоблачительных" строчек, понимаешь? Автор недоуменно посмотрел на своего друга. - Ты сейчас поймешь меня, - оживившись, продолжал тот. - Речь уже будет не о твоем рассказе. Черт его знает, какой и о чем он у тебя выйдет, а то, о чем я хочу тебе сказать, уже, к сожалению, вышло... Автор из рассказчика превратился в слушателя. Друг взял со стола листок рукописи, придвинул его к своим вооруженным пенсне глазам и быстро прочел последние две фразы: - Вот видишь: "Здесь же радушие и благожелательство было явным и подчеркнутым. Он понял сразу же подлинную причину этого"... Эля твой понял, - пишешь ты... так? Ты оборвал на этом рукопись. Но, может быть, ты, автор, скажешь мне, как он, твой персонаж, должен был понять эту "подлинную причину"? - Ты заставляешь меня, - усмехнулся автор, - открыть тебе некоторые послужить для тебя ответом. Он встал с дивана, на котором сидел до того рядом с другом, подошел к письменному столу, выдвинул один из ящиков и вынул оттуда папку. Неловко открывая ее, он обронил на пол газетную вырезку, слетевшую к ногам приятеля. - Рецензия? - улыбнулся тот. - Дай - прочту! Нет? А, материальчики собираете, жизнь обкрадываете, товарищи писатели... ха-ха... Он хотел пробежать глазами вырезку, но автор положил ее обратно в папку и вынул из нее листок густо исписанной бумаги. - Цыц! Прочтешь в свое время. А пока - вот тебе ответ на твой основной вопрос относительно Эли. Это из конспекта рассказа. Читай. "В этом подлинно русском, во всех своих проявлениях русском городе, десяток-другой еврейских семейств чувствовал себя затерявшимся, национально-разобщенным, а этого не было раньше в злополучной, рабской "черте оседлости", откуда они все пришли сюда путями освободившей их русской революции". - Приязнь иудея к иудею! - горячо подхватил друг. - Так и напиши дальше, слышишь? Они эту приязнь пронесли нерушимо сквозь века крови и гетто... Это верно. Так, не сгорая, накаляется только стальная игла, пропущенная сквозь пламя... Да, да! Но вот об этом я и хотел тебе сказать. Об этом (он подчеркнуто произнес последнее слово) надо говорить... я не знаю, где, - но говорить надо серьезно и... строго! - неожиданно закончил он фразу. - Может быть, писатель это должен сделать, - я не знаю. Может быть, на эту тему надо написать рассказ, роман, повесть... публицистическую повесть. Черт его знает! Вопрос, - уверяю тебя, - очень серьезный. Больной, |
|
|