"Михаил Эммануилович Козаков. Человек, падающий ниц " - читать интересную книгу автора


дала название всему этому рассказу и посему в настоящий момент никакого
пояснения не требует. Другое дело - остальные записи в авторской книжечке.
Любопытный читатель, прочтя их ниже, безусловно имеет право требовать от нас
скорейшего их расшифровывания: и впрямь, сейчас они не могут быть ему
понятны. Ни первые записи, ни последующие, сделанные автором значительно
позже, когда писался уже этот рассказ.
Приведем теперь же некоторые из этих записей. Вот что было в числе
прочего занесено автором в записную книжку:
1) Невытравимый игрек.
2) Эля говорит: "Враждебность и подозрительность можно усыпить
кротостью и добрым отношением".
3) Дворник и кошка.
4) Катализатор.
Связать их одну с другой и объяснить их смысл читателю - и стало
задачей автора. Он выполняет ее, написав этот рассказ.
Да позволено будет еще раз заявить: рассказ этот, может быть, необычен
по форме, но искренний и, по сути, - простой.
Вот его вторая глава.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Портной Э. Рубановский признан всеми чудаком

На Покровской улице семья портного Эли Рубановского была единственной
неправославной.
Не только на Покровской, но и во всем городе евреев было очень мало,
потому что правительство царя не разрешало им здесь жить, и город увидел
этих людей почти впервые в своих стенах, когда не стало вдруг царя; ни его
правительства, ни многого другого, что казалось городу вечным и незыблемым.
Город был старый, четырехсотлетний - набожный, купеческий, и древние
иконы в каждом доме были длины аршинной, киоты в рост человеческий, и
лампады перед иконами теплились всегда полные и сытые.
Город был крестопоклонный, славянский - город-Русь.
Портной Рубановский пришел сюда с семьей восемь лет назад. Это был тот
год, когда польские легионы вторгались в отечество Эли и, в первую очередь,
в тот маленький западный городок, где он родился и жил.
Поляки должны были мстить русским царям, когда-то отнявшим у них
отчизну, но царей уже не было, и легионы мстили России - земле и людям.
После царей остались православные храмы и священнослужители, - и польские
легионы, мстя, сносили и поджигали на своем пути русские церкви или
устраивали в них постой для выхоленных своих коней, после которых оставался
у алтаря - навоз.
Русские священники в тревоге смотрели на польский запад, роптали и
призывали верующих к молитве, а начальников легионов - к милости и
снисхождению. Священники не убегали от них, присягали им, отказывались от
отчизны своей: там была революция, и благословляли священники крестом каждую
пулю, направленную иноверцами в азартное лицо России.
Они жаждали увидеть ее, разбойную, вновь коленопреклоненной,
покаявшейся и простирающей окровавленные руки к обожествленному старому
кнуту - кресту.
Они оставались здесь вместе с православными фабрикантами и еврейскими