"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора

Спустившись вниз, она натолкнулась на сцену с попутаем.
- Убийцы... убийцы... - повторяла она, забыв уже на минуту свое горе,
но никто не слышал ее слов.
- Платить... а?... - тихо бормотал пьяный барышник, схваченный за руку
Марфой Васильевной. - Плачу!
Вдруг вырвал он руку и крепко ударил ею по столу.
- Сколько... а?... Плачу!...
И он быстро, с ожесточением, начал выбрасывать из кармана бумажки, и
одну из них, упавшую на пол, подняла украдкой и спрятала за чулок оставшаяся
сидеть за столом проститутка.
- Довольно?... плачу!... Половину жеребца своего уплачу... На! Нa!
На! - бросал он Марфе Васильевне мятые бумажки, - тут тебе и за кофе...
на!... И за пиво... и за пирожки... и за смерть птицы... на!...
Он, расталкивая присутствующих, направился к двери. За ним поднялась и
проститутка.
- Прощай, честна компания! Где парень... где парень тот? Одолел он
меня...
Но парня уже не было в зале.
...Многие уходили из кафе, но их место занимали другие, загнанные сюда
упавшим на город ночным тяжелым дождем, перешедшим на время в раскатистую
короткую грозу.
Ветер бросал в окна крутые потоки воды, и казалось, что вот-вот прорвут
они тонкую похрустывающую пленку захлебнувшегося стекла.
- Как ярмарка, так завсегда дождь... - сказал кто-то за столиком. - Уж
замечайте: как Спас, так и льет сверху. А говорят еще - Бога нету! А?...
Громыхал гром, - и вздрагивали, мерцая, желтые, испуганные ресницы в
стекле электрических лампочек. И пока была гроза, - люди заметно притихли, и
медленно, нерешительно текло пиво в слегка подпрыгивающие при ударах грома
стаканы. И не решался Турба взять с пианино свою исправленную уже скрипку.
Но вот гром сменился только глухим, шедшим издалека басистым ворчаньем,
а потоки дождя - мелкой бессильной слюной, и хлынуло опять по залу,
оживленно и радостно, десятком голосов:
- Кофе... десяток пирожных!...
- Пива три!...
- Пять мороженого...
- Маэстро, вдарь раз!...
И кто- то, -молчавший и ежившийся во время грозы и нерешительно
улыбавшийся соседям и вздрагивавший при каждом ударе грома, - сказал теперь
громко, с сухим и вьющимся, как стружки, смешком, словно только теперь
услышал чьи-то недавние слова про спасскую ярмарку и Бога:
- Хэ-хэ... Боженька и есть неприличие и один мираж несущественный. И не
Спас, как по старому режим-с, а число девятнадцатое-с новым стилем!
И он ущипнул выше колена подававшую ему кофе молоденькую кельнершу.
- Музыку!... Музыку!... - шумели за столиками. И чей-то - уже женский -
голос вдруг затянул:
На окраине где-то города
Я в убогой семье родила-а-ась...
Лет пятнадцати, горемычная,
На кирпичный завод наняла-ась...
- Не буду играть того, что поют! - вспыхнул вдруг, повернувшись к