"Михаил Эммануилович Козаков. Абрам Нашатырь, содержатель гостиницы " - читать интересную книгу автора - Нёма... а, Нёма? Сколько женщин в ночь ты можешь?... Нагое и грубое
слово громко упало с опьяневших уст Абрама Нашатыря. - Сколько, мой дорогой свистунчик? А я могу хоть двадцать; что ты скажешь про своего брата, Нёма?... Он с коротким и сухим смешком, походившим на дребезжащее щелканье жести, самодовольно толкнул брата пальцем под ребра. Для сегодняшнего глухого состязания с Нёмой это было последним - и как казалось самому - самым крутым и верным ударом по брату, очевидно уступавшему плотской силе крепкого и жилистого, как отвердевший узел пароходного каната, тела уверенного в себе Абрама Нашатыря. И второй раз с почти нескрываемой радостью серое стекло глаз его скользнуло, точно проверяя напряженную мысль, по мертво торчащему обрубку Нёминой ноги: какая уж женщина может пожелать калеку!... - Хе-хе-хе-хе... - жестью смеялся опьяневший заметно голос Абрама Нашатыря. - Абрам, - усмехнулся младший брат, - Абрам! Я, Нёма, обещаю тебе, что не трону первый твоей содержанки, так зачем же ты маклеруешь передо мной своей старой ширинкой?! И иссиня- розовое лицо его фыркнуло громким смехом, и подвижный, нервный, как кольцо червей, рот глядел на Абрама Нашатыря насмешливо хохочущей дырой... Может быть, Абрам Натанович ударил бы сейчас издевавшегося над ним брата, - уже дернулась горячая рука, - но в этот момент вошла дочь, Розочка, и позвала Нему к себе в комнату. У нее был час свободного времени, когда обедавшая внизу, в кафе, Елена Ивановна могла одновременно присмотреть и за Они присели на Розочкину кровать (на рядом стоящую - Елены Ивановны - Нёма положил свои костыли), и опять племянница рассматривала цветные дядины афишки и выслушивала его правду и неправду о пятилетних скитаниях цирковым актером. - Ой, как интересно, как интересно!... - поминутно прерывала она его восклицаниями. И только чуть застенчиво мигали ее влажные карие глаза, когда дядя посреди своего рассказа вдруг крепко обнимал ее, прижимал к себе и целовал - сначала голову, а потом щеки и губы - длинно и ласково: "У, ты моя хорошенькая Розочка!..." Ее никто еще никогда не целовал из мужчин, и эта неожиданная и частая ласка, обдававшая все лицо остро-теплым запахом спирта, заставляла краснеть - как сама чувствовала - все тело под легким ситцем летней одежды. - У... ты - настоящая розочка... - ласково улыбался Нёма. - Ты - огурчик!... Слегка охмелевший и возбужденный сегодняшним своим успехом, Нёма точно начал забывать, что сидит с ним рядом родная племянница, "маленькая Розочка", которую помнил всегда пухленьким ребенком: поцелуи его становились упруги, а рука, обнимавшая девушку, тверже... Иногда он отодвигался от нее, словно хотел получше разглядеть слушавшую его с любопытством Розочку. И мозаичным, слегка воспаленным глазам приятны были слегка вспухшие теперь губы, толстая, растрепавшаяся девичья коса, плотно вынесенная вперед крутым валуном грудь. - Розочка, - сказал он вдруг, - я такой несчастный, если б ты только |
|
|