"Василий Павлович Козаченко. Яринка Калиновская (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

отделяли его от окружающей среды в изолированные, со средневековыми
порядками, гетто...
Поначалу докатывались лишь страшные слухи с территорий, оккупированных
несколько раньше. А со временем начались и тут вокруг массовые, заранее и
достаточно "квалифицированно" подготовленные расстрелы советских людей. В
концлагерях умирали от ран, голода и издевательств десятки и сотни
пленных. На городских площадях и сельских базарах страшными привидениями
поднялись виселицы. И все это чинили, исполняя приказы старших, те самые
веселые и энергичные немецкие парни, которые чувствовали себя всюду так
хорошо и непринужденно.
Яринка рвалась в Скальное, Новые Байраки или хотя бы Подлесное. У нее
уже не хватало терпения жить в лесу, ей хотелось разузнать хоть что-нибудь
из того, что происходит там, за синей стеной леса, на широких просторах.
Хотелось, может, хоть что-то услыхать о Феде Кравчуке, Гале Очеретной,
своих школьных подругах, навестить дедушку Нестора.
Однако о том, чтобы девушка отправилась сейчас в такую опасную дорогу,
бабушка Агафья и слушать не хотела. И ее только в этом, пожалуй, твердо
поддерживал отец... "Не маленькая, должна понимать сама", - был его
единственный, но категорический apгу мент.
В те дни, разумеется только ради знакомства с Дмитром, их дом впервые
навестил полицай Демид Каганец...
В это же приблизительно время в Подлесном назначили нового лесничего,
бывшего бухгалтера этого же лесхоза Зизания Феофановича Лоптика,
низенького, лысого, как колено, со сморщенным, как у старой бабы, лицом и
маленьким, красным, как перец, носиком, на котором невесть как держалось
старенькое, на черном шнурочке пенсне.
Отца сразу же вызвали к новому начальству.
Зная Зизания Феофановича, отец на всякий случай положил в плетенную из
лозы корзинку рамку с нераспечатанными сотами, кусок прошлогоднего сала и
десяток яиц. Позволил на этот раз пойти с ним в Подлесное и Яринке.
Подлесное Яринка просто не узнала. Тихое, словно прибитое к земле, с
выжженной дотла главной улицей, загаженным, без окон и дверей, клубом,
обгорелой, без крыши школой, оно показалось ей каким-то незнакомым, почти
чужим.
Встретилась Яринка в Подлесном за те два-три часа, пока ждала отца,
только с двумя знакомыми.
Когда отец зашел к лесничему, а она остановилась у крыльца с тремя
цементными ступеньками небольшого, чудом уцелевшего среди пожарищ
каменного домика, раздумывая, куда ей сначала податься и кого разыскивать,
внимание ее сразу же привлек какой-то глухой гомон и шарканье многих ног
по сухой, уже прихваченной первыми заморозками земле. Яринка вскинула
голову и посмотрела вдоль улицы.
По середине черной, дотла выжженной улицы двигалась серая толпа
оборванных и понурых людей. Впереди молчаливой, словно на похоронах,
колонны двигался похожий на цыгана немец с крючковатым носом, которого она
увидела впервые у себя в лесу. А сбоку, с винтовками на ремне, перекинутом
через шею, свисавшими поперек живота, бодро понукая и подгоняя, время от
времени похлестывая людей по плечам и по головам длинными лозинками,
двигались те же веселые, довольные и жизнью, и собой, и своим фюрером,
бравые немецкие парни со стриженными под бокс головами и залихватски