"Василий Павлович Козаченко. Белое пятно (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

случайно, но вполне вероятно, можно наткнуться... ну по крайней мере на
Лутакова. Можно было бы подать условный сигнал свистком. Но тут и так
каждый стебелек виден чуть ли не за версту! А любопытно все же, черт
возьми, куда это я попал?!
Кое-как свернул парашют, перебросил через плечо, автомат перевесил на
грудь, пистолет вложил в верхний карман зеленой куртки и тронулся на
север. Луна оказалась у меня за спиной и чуточку слева. А тень моя, все
удлиняясь и удлиняясь, продвигалась передо мной, скошенная чуточку вправо.
Под ногами тихо шелестела шершавая стерня, и кузнечики, разбрызгиваясь во
все стороны из-под сапог, умолкали на краткое мгновение лишь для того,
чтобы тотчас же продолжить свою песню у меня за спиной.
Иду десять минут... полчаса... уже почти час, а вокруг так ничего и не
изменилось. Степь и степь. Голая стерня и монотонкое, какое-то мертвящее
стрекотание кузнечиков. Луна опускается все ниже, ее зеленоватобелый диск
заметно тускнеет, наливается вишневой краснотой, и от этого тень моя все
удлиняется и удлиняется, очертания ее блекнут, стираются.
Иду. Неизвестно где, неведомо куда. Неприятное ощущение, хотя это в
моей практике не впервые.
А как же они? Настя, "святые" да и все остальные?
Ведь они в такой обстановке впервые! Не сказал бы, что очень удачно все
началось. Только что нас было семеро.
И вот за какой-то миг - никого. Словно их и не было.
Луна все увеличивается, опускаясь к самому горизонту. Будто я незаметно
поднимаюсь вверх по склону какого-то огромного пологого бугра или
косогора. И это ощущение не обманывает меня. Через некоторое время впрямь
замечаю, что горизонт передо мной поднимается все круче, все выше и
приближается. Ровный, темный, будто по ниточке обрезанный. Вот он - рукой
подать!
И сразу же над ним, прямо перед самыми глазами, звездный занавес неба.
Шагаю энергичнее, все ускоряя и ускоряя ход. И горизонт, вместо того
чтобы отдаляться, уходить от меня, как это бывает всегда, приближается,
движется навстречу с жуткой неправдоподобностью. Останавливаюсь,
встряхиваю головой, но, как только трогаюсь с места, сразу же трогается
мне навстречу и четкая линия горизонта.
Шаг... десять... сорок, быть может, пятьдесят... Под сапогами затрещал
сухой бурьян. Стерня закончилась, осталась где-то позади. Мелкая
борозденка, сухие будылья, снова бурьян, глубокая, по колено заросшая
чертополохом канава, и... горизонт вдруг исчез, провалился, упал прямо мне
под ноги.
Высокий пустынный степной грейдер тянется вдоль хребта длинного
степного пригорка. По одну сторону стерня. По другую, прямо передо мной,
низкорослая разреженная кукуруза. Ровными рядками сбегает она вниз,
теряется в предрассветной мути. Горизонт исчез, отошел, отбежал
далеко-далеко, бог весть куда. Мрак вокруг какой-то белесо-мутный и
непроглядный. Его уже не пробивает свет низкой луны. Только где-то очень
далеко, вероятно на самом дне этой мути, полыхает пожар.
Что же это горит? Скирда соломы, копна, стожок или, быть может,
несколько домов одновременно? Дыма отсюда не видно. Одно лишь беззвучное,
жутковато-тревожное пламя переливается, мерцает то белыми, то красноватыми
языками. И такая же жуткая, такая же тревожная тишина вокруг. Ни звука, ни