"Василий Павлович Козаченко. "Молния" (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

ничего себе, приветливый, вежливый.
Да такой говорливый, как тетка Химка! Вот уж, где ни посей, там
уродится! И все ему интересно, и про все расспрашивает. Бывает, и купит
что, коли выгодно, а так, чтобы самому взять, как другие, - не возьмет.
Видно, и среди них иной раз попадаются с совестью...
День, когда приехал Форст, был как раз базарный. Не обнаруживая своих
познаний в украинском языке, он часа два шатался среди людей, ко всему
приценяясь, прислушиваясь к разговорам теток и дядек, которые, конечно, не
боялись, что "немчура" может их понять. Много чего услышал Форст, но вот
про листовки - ни слова...
Позднее его видели на заводе. Он бродил между искалеченных взрывом
машин, познакомился с вновь назначенным директором, который вернулся в
родные края из самой Саксонии и хорошо знал немецкий язык. "Павиль
Ивановитш" заинтересовался заводом. Не доводилось еще как-то, говорил, на
таких заводах бывать. Расспрашивал, сколько могло тут вырабатываться
сахару, когда немецкие власти надеются закончить восстановление и выгодно
ли ввозить сюда машины из Германии.
Мимоходом заговаривал с людьми, которые лениво, не спеша ходили
взад-вперед вдоль стен с выбитыми стеклами, разбирая завалы. И особенно
дотошно выспрашивал, кто работает на заводе и есть ли тут люди с
образованием, разбирающиеся в технике, - инженеры, мастера.
И все ли местные, а может быть, есть и такие, которых пригнало сюда
войной из других городов или еще откуда-нибудь...
Побродил "Павиль Ивановитш" и по железнодорожной ветке, ведущей от
завода к станции, где немцы также пытались расчистить завалы, чтоб
восстановить мост.
Потолкался, поговорил с людьми и даже угостил кое-кого сигаретами.
Военнопленные, которых пригнали сюда выравнивать разбитую насыпь (они
работали неподалеку от моста), дотошного "писаря" не заинтересовали.
Потом он пообедал в специальной столовой и довольно долго бродил в
центре местечка. Зашел в аптеку, в которой не было никаких лекарств,
заглянул в пустую школу.
В небольшой мастерской, которую хромой Максим Зализный оборудовал себе
в одной из уцелевших комнат сожженного банка, "писарь" постоял несколько
минут, поговорил с хозяином.
Невысокий, широкоплечий Максим сидел на низеньком стульчике, вытянув
искалеченную, не сгибающуюся в колене ногу, и копался в каком-то
старинном, большом и круглом, как арбуз, будильнике. "Писаря" он встретил
молча, даже головы в его сторону не повернул. Дескать, если надо что, так
и сам скажет, а мне баклуши бить некогда. Да и ходит тут этих разных - и
рядовых и офицеров - ой-ой сколько!
Форст на такую встречу не обиделся. Постоял, закурил и предложил
сигарету хозяину. Тот поднял от работы лохматую голову в черных до синевы
кудрях, внимательно, будто стараясь не пропустить ни одной мелочи, оглядел
гостя и небрежно мотнул головой: не курю, а может, и не хочу - думай, мол,
как хочешь.
"Писарь" спросил, нельзя ли достать здесь хорошие дамские часы. Максим
снова мотнул головой - не знаю.
Тогда "писарь", осторожно оглянувшись на дверь, сообщил, что сам мог бы
кое-что продать герру мастеру. Ну вот, например, он, как писарь, имеет