"Василий Павлович Козаченко. "Молния" (Повесть про войну)" - читать интересную книгу автора

бы, наверное, и до сего времени, принимая во внимание возраст и то
обстоятельство, что с началом мировой войны тюрьма в родном городе начала
расширяться и вообще становилась довольно-таки перспективным учреждением.
К несчастью, несколько лет назад Шропп имел неосторожность продать за
очень большую сумму одному богатому человеку еврейского происхождения
документы другого человека, арийского происхождения. Еврей успел удрать в
Швейцарию, но все это каким-то образом открылось.
Шроппа отдали под суд, обвинили в измене нации и ограблении рейха.
Решили было закатать в концлагерь, но потом смилостивились (как раз
началась война с Советским Союзом) и отправили в действующую армию.
В армии Шропп попал в корпус полевой жандармерии. А уже оттуда, когда
служба в "победоносных войсках рейха" принесла полную реабилитацию, Шроппа
откомандировали начальником жандармского поста оккупированного
Скальновского района.
Штат его состоял из двух жандармов - рядового Фрица Бобермана и унтера
Гуго Хампеля - и отряда вспомогательной полиции во главе со старым, еще
царских времен, стражником Софроном Тузом. Кроме того, Шропп имел право в
определенных случаях призвать под свое командование охрану концлагеря для
советских военнопленных, расположенного в местечке, и солдат
дорожно-строительного подразделения службы "Тодт", которые занимались
восстановлением разрушенной узкоколейки. Мог Шропп мобилизовать и
обслуживающий персонал железнодорожной станции, да и вообще каждого
военного или штатского немца, если того потребуют фюрер и интересы
оккупационного режима.
Жизнь Шроппа вошла в желанную и привычную колею.
Беспокоило и внушало некоторые опасения (как свидетельство неполного
доверия) лишь то обстоятельство, что он до сих пор не был представлен к
очередному званию обер-фельдфебеля, а так и остался в довоенном -
фельдфебелем. Кроме того, самолюбивому Шроппу было досадно, что его
подчиненный Гуго Хампель имеет хотя и незначительное, а все же эсэсовское
звание - унтершарфюрера.
Теперь, после неприятной истории с документами, да еще на пятом
десятке, да еще с четырьмя дочками, две из которых уже невесты, Шропп
особенно радел о своей службе и о своей карьере.
А тут - на тебе! Во вверенном ему районе, за который он головой
отвечает, - большевистская листовка!
И не сброшенная с самолета, не откуда-нибудь принесенная, а, как не без
основания твердят его подчиненные, отпечатанная здесь, может быть, даже
где-то рядом с помещением жандармского поста. "Этого мне только
недоставало! "Смерть немецким оккупантам!.." В моем районе...
"Разрушайте... не давайте! Препятствуйте восстановлению сахарного завода,
моста и железной дороги!.."
Шропп испугался и... растерялся. Растерялся потому, что в своей
достаточно долгой тюремно-полицейской практике никогда еще не сталкивался
близко с таким оружием, как вражеская листовка, хотя, разумеется, Шропп
знал про существование такого оружия, слышал про него и даже мысленно
представлял его себе как чтото крайне неприятное и особенно грозное.
Гораздо более грозное, чем огнестрельное оружие.
Пока что появилась одна-единственная листовка, но Шропп почувствовал
себя в положении человека, попавшего на минное поле: он знает, что вокруг