"Дидье ван Ковеларт. Вне себя" - читать интересную книгу автора

какой-то свалке в Эр-и-Луаре. И знаешь что? Он в угоне!
Она рада: надеется, что это поможет ей решить проблемы со страховкой и
правами, нарушение нарушением, но грузовик-то был угнанный. Я воздерживаюсь
от комментариев. Молча рассматриваю потрепанные старые книги на полках.
Что-то шевельнулось в моей памяти, и я пытаюсь понять, что именно, - то ли
жаль чего-то, то ли чего-то не хватает... Почему сейчас? Я не знаю, связано
ли это с тем, что сказала Мюриэль, или с запахом подвала и отсыревшей кожи,
которым пропитана ее библиотека.
- Родительское наследство, - говорит она, перехватив мой взгляд. -
Полная история религий на земле, с тех пор как люди выдумали Бога на свою
голову. Скопище пыли и всякой заразы, но рука не поднимается их выбросить.
Родители так ими дорожили... Дерьмовая штука память. - Откупорив бутылку
белого вина, она продолжает: - Когда ты очнулся в больнице, я думала, у тебя
будет амнезия, и завидовала: вот повезло.
Себастьен принес рыбное филе в размякшей панировке с давлеными
помидорами. Мы едим за низким столиком и смотрим по телевизору новости.
Наводнения, мирные переговоры, теракты, футбол, загрязнение моря нефтью,
официальный визит президента США, проблемы английской королевы. Мюриэль
ругает пробки, перечисляет бедствия месяца: три визита на высшем уровне,
двенадцать демонстраций, закрытые для проезда набережные... По Парижу вообще
стало невозможно ездить. Вдобавок мэр распорядился бетонными ограждениями
отделить на проезжей части зону для автобусов, теперь такси с нее не
съехать, когда его запирают грузовики... Я ем, слушаю вполуха, киваю
невпопад.
- О чем ты размышляешь, Мартин? Что-нибудь не так?
- Нет, я просто подумал: а почему мы ехали через Сену? Я начинаю
немного ориентироваться в Париже, и... Кажется, это не самый прямой путь.
Она вдруг напряглась и сверлит меня взглядом, хмуря брови. Я делаю вид,
будто забыл, о чем говорил, сосредоточившись на прогнозе погоды. Еще решит,
чего доброго, что я ее обвиняю: таксисты ведь, бывает, делают крюк, чтобы
побольше содрать с пассажира.
- Что значит "не самый прямой путь"?
- Да ничего... От моего дома в аэропорт Шарля де Голля через Сену...
- От твоего дома? На улице Дюрас? Но я тебя не там посадила!
- А где же?
Мюриэль хватает со стола пульт, убавляет звук.
- В Курбевуа.[8]
- Где-где?
- В Курбевуа, - повторяет она как нечто само собой разумеющееся. - На
бульваре Сен-Дени.
Меня точно обухом по голове ударили.
- А что я там делал?
Она разводит руками: тебе лучше знать. Я пытаюсь вспомнить, но
безуспешно.
- Ты уверена?
Она кивает, явно расслабившись, спрашивает, первый ли это у меня провал
в памяти. Я ничего не понимаю.
- Посмотрим М6, - решает между тем ее сын, забирая пульт.
Он переключает канал, прибавляет звук. Мюриэль напоминает, что ему
завтра к восьми в школу. Он усаживается между нами на желтом диване, и мы