"Дидье ван Ковеларт. Вне себя" - читать интересную книгу автора

головой во все стороны. Я ее потерял.
Вдруг ее волосы мелькают у входа в метро. Я бегу, почти скатываюсь по
лестнице, нагоняю ее на развилке, когда она сворачивает в сторону "Дефанс".
В переходе, где играют скрипачи, она вдруг переходит на бег. Кажется,
засекла меня... но может, просто заторопилась, услышав звонок подошедшего
поезда. Она вскакивает в набитый вагон. Я ухитряюсь втиснуться, когда двери
уже закрываются, перевожу дыхание, оглядываюсь. Она стоит метрах в двадцати.
Не знаю, видела ли она меня, пыталась ли оторваться или просто опаздывает.
На каждой остановке я расталкиваю соседей локтями, проверяя, не
собирается ли она выходить. Она выходит на третьей. Бежит к выходу на авеню
Гранд-Арме, сворачивает по указателю "четная сторона". Ни разу не
замешкалась, не огляделась. Или уже ходила этой дорогой, или просто водит
меня.
Она почти бежит по лестнице, застегивает плащ, ежась от налетевшего
ветра, идет вниз по проспекту, поворачивает на улицу с односторонним
движением. Останавливается у отеля - и вдруг оборачивается. Я угадал ее
движение секундой раньше и успел спрятаться за ствол. Ее взгляд шарит
вокруг, так и не зацепившись за мое дерево. Она входит.
Я бегу к отелю, продвигаюсь вдоль фасада, приникая лбом к окнам,
пытаюсь разглядеть, что там за занавесками. Это бар. Я вижу, как она,
помедлив в дверях, направляется к столикам у стойки. Тогда и я иду к
вертящейся двери, которую придерживает передо мной портье. С видом праздного
посетителя пересекаю холл, останавливаюсь у входа в бар, будто изучаю меню.
Лиз сидит на угловом диванчике рядом с юнцом лет двадцати - плутоватая
улыбочка, кожаная жилетка. На столике рядом с его стаканом лежит большой
фотоаппарат. Он с гордостью демонстрирует его Лиз, приобняв ее одной рукой.
С чувством, будто меня ударили под дых, я смотрю, как она тянется к нему
губами и они целуются. Долго, страстно, это поцелуй любовников, наконец-то
дождавшихся встречи. Так она целовалась в моем сне с незнакомцем на Шестой
авеню под суммой государственного долга.
Ко мне направляется метрдотель. Я ретируюсь, отступаю к липе, только
что укрывавшей меня. Я ревную, но почему-то больше не ощущаю ярости. Теперь
это пропасть, свободное падение. Сколько же у нее любовников, сколько еще
мужчин я обнаружу в своей жизни? Того, с кем она живет на улице Дюрас, ей,
значит, уже недостаточно? Сколько раз будет она убивать меня в объятиях
другого? Она больна, она определенно сошла с ума, это назревало в ней все
эти годы молчания, мелких ссор и депрессии, скрытых под семейной скукой. Я
нашел отправную точку, все началось с той пощечины из-за "Шоу Дженни Джонс",
но истинный корень зла - в чем он? В ее увольнении из адвокатской конторы,
причину которого она мне так толком и не объяснила, в моих поездках без нее
в экспедиции по всем лесам земного шара или в моей вечной занятости в
лаборатории, за пятьдесят миль от дома? Иногда по вечерам мне казалось, что
с ней что-то не так, но она ухитрялась не отвечать на вопросы, переводя
разговор на мои исследования, и расспрашивала о них поначалу с такой
искренней заинтересованностью, что я не заподозрил подвоха. Я рассказывал ей
про свои догадки, про опыты, про удивительные открытия, она восторженно
ахала, и мне этого хватало, я не волновался на ее счет. Полагал, что она от
меня без ума, и спал спокойно.
Фотограф выходит первым - аппарат через плечо, ухмылка на губах. Он
уносится, оседлав мотороллер с надписью "Пресса". Три минуты спустя она тоже