"Джонс Коуль(Дмитрий Колосов). Кутгар (Атланты #3)" - читать интересную книгу авторамножество. Зрентшианец может познавать себя вечно, он многолик, словно
породившая его Вечность. Он - Звездный Странник, и летающему среди звезд чуждо одиночество, он привык к нему. Ведь мир его определяет пустота. Даже на многошумном балу он осязает лишь пустоту, куда более величественную, чем абсолютный вакуум. Это больно, но эта боль дает силу. Порой я желал, чтобы во мне было как можно больше нечеловеческого. Поступиться частью первой сути ради обретения неуязвимости. Мечта Фауста - отдать душу за право быть непостижимым. Она господствует над нашими сердцами и сейчас. Ведь мы так мало ценим свою душу до тех пор, пока не начинаем понимать, что душа вовсе не тропинка, ведущая к богу, ведь das Gott starb. Душа - сплетение мозаики из крохотных кусочков, определяющих твое я, это и улыбка любимой, и рокот моря, обрывающий ветром пенные шапки с волн, это вкус клубники, политой взбитыми сливками. Плотское - скажете вы. Да, очень плотское. Плюс несколько истин, которые мы, так легко бросающиеся словами, нарекли вечными - любовь, дружба, честь; крохотные кусочки истин, ибо, став самостоятельной величиной, они приводят к возникновению идолов. Это и есть душа. И душа крепит одиночество. А одиночество, в свою очередь, порождает величие ума, но поражает душу. Одиночество души - фраза, замешанная на парадоксе. Душа не может быть одинокой, ибо тогда крохотные кусочки заключенных в ней истин возрастают в абсолютные величины. О, как одинок был Торквемада в темнице своей души! Человек воет от одиночества, и человек во мне не был исключением. Он сходил с ума, оказавшись один на затерянной в черной бескрайности со мной на Земле. В такие дни хотелось выйти к краю пропасти и броситься вниз, Если бы я мог, то так бы и поступил. Но Контроль не допустит самоубийства. Я - раб Контроля, я не имею права на бунт против себя. И потому я творил злобных демонов и посылал их сеять смерть. Они возвращались с клыками, окрашенными кровью. Это немного развлекало меня. Апатия была чувством глубоко человеческим, отец не знавал подобного. Трудно изжить в себе зверя, но еще труднее изжить человека, не превратившись при этом в грязное животное. Итак, я принял решение отправиться навстречу вихрям, за Лоретаг. Розовое солнце к этому времени достигло зенита, его лучи вонзались в камни, вызывая жаркие испарения. Разумней было выйти в путь поутру, имея впереди целый день, но я боялся вновь оказаться во власти апатии, и начал действовать немедленно. Сборы были недолги. Кроме меча я взял с собой лишь биобраслет. Больше у меня ничего не было. Ничто не оттягивало мне карманы, которых, к слову, также не было. Ничто не цеплялось за сердце, когда я расставался со скалой, служившей мне домом столько похожих, словно близнецы, дней. Я бросил прощальный взгляд на шалаш - предчувствие подсказывало, что мне не суждено сюда вернуться - и поднялся в воздух. Больше я ни разу не обернулся. Я летел, внимая негромкому посвисту ветра. Я ломал пространство и смещал плоскости, продвигаясь вперед прыжками, словно гимнаст, перелетающий с трапеции на трапецию. Захватывающее ощущение - набрать полную грудь воздуха и броситься вперед - в бездну. И падать. Падение |
|
|