"Джонс Коуль(Дмитрий Колосов). Кутгар (Атланты #3)" - читать интересную книгу автора

множество. Зрентшианец может познавать себя вечно, он многолик, словно
породившая его Вечность. Он - Звездный Странник, и летающему среди звезд
чуждо одиночество, он привык к нему.
Ведь мир его определяет пустота. Даже на многошумном балу он осязает
лишь пустоту, куда более величественную, чем абсолютный вакуум. Это
больно, но эта боль дает силу.
Порой я желал, чтобы во мне было как можно больше нечеловеческого.
Поступиться частью первой сути ради обретения неуязвимости. Мечта
Фауста - отдать душу за право быть непостижимым. Она господствует над
нашими сердцами и сейчас.
Ведь мы так мало ценим свою душу до тех пор, пока не начинаем понимать,
что душа вовсе не тропинка, ведущая к богу, ведь das Gott starb. Душа -
сплетение мозаики из крохотных кусочков, определяющих твое я, это и улыбка
любимой, и рокот моря, обрывающий ветром пенные шапки с волн, это вкус
клубники, политой взбитыми сливками. Плотское - скажете вы. Да, очень
плотское. Плюс несколько истин, которые мы, так легко бросающиеся словами,
нарекли вечными - любовь, дружба, честь; крохотные кусочки истин, ибо,
став самостоятельной величиной, они приводят к возникновению идолов. Это и
есть душа. И душа крепит одиночество. А одиночество, в свою очередь,
порождает величие ума, но поражает душу.
Одиночество души - фраза, замешанная на парадоксе. Душа не может быть
одинокой, ибо тогда крохотные кусочки заключенных в ней истин возрастают в
абсолютные величины. О, как одинок был Торквемада в темнице своей души!
Человек воет от одиночества, и человек во мне не был исключением. Он
сходил с ума, оказавшись один на затерянной в черной бескрайности
планетке. И лишь воля зрентшианца помогала ему выжить. Подобное случалось
со мной на Земле. В такие дни хотелось выйти к краю пропасти и броситься
вниз, Если бы я мог, то так бы и поступил. Но Контроль не допустит
самоубийства. Я - раб Контроля, я не имею права на бунт против себя. И
потому я творил злобных демонов и посылал их сеять смерть. Они
возвращались с клыками, окрашенными кровью. Это немного развлекало меня.
Апатия была чувством глубоко человеческим, отец не знавал подобного.
Трудно изжить в себе зверя, но еще труднее изжить человека, не
превратившись при этом в грязное животное.
Итак, я принял решение отправиться навстречу вихрям, за Лоретаг.
Розовое солнце к этому времени достигло зенита, его лучи вонзались в
камни, вызывая жаркие испарения. Разумней было выйти в путь поутру, имея
впереди целый день, но я боялся вновь оказаться во власти апатии, и начал
действовать немедленно.
Сборы были недолги. Кроме меча я взял с собой лишь биобраслет. Больше у
меня ничего не было. Ничто не оттягивало мне карманы, которых, к слову,
также не было. Ничто не цеплялось за сердце, когда я расставался со
скалой, служившей мне домом столько похожих, словно близнецы, дней. Я
бросил прощальный взгляд на шалаш - предчувствие подсказывало, что мне не
суждено сюда вернуться - и поднялся в воздух. Больше я ни разу не
обернулся.
Я летел, внимая негромкому посвисту ветра. Я ломал пространство и
смещал плоскости, продвигаясь вперед прыжками, словно гимнаст,
перелетающий с трапеции на трапецию. Захватывающее ощущение - набрать
полную грудь воздуха и броситься вперед - в бездну. И падать. Падение