"Н.И.Костомаров. Автобиография " - читать интересную книгу автора

стали отвлекать меня от военной службы: вахмистр жаловался на мое нерадение,
наконец, командир полка пригласил меня к себе и советовал оставить военную
службу, представляя, что я не одарен к ней никакими способностями и,
вероятно, принесу более пользы обществу в другой сфере. Я удалился и всецело
принялся за свою археологию. Поработав целое лето над казачьими бумагами, я
составил по ним историческое описание Острогожского слободского полка,
приложил к нему в списках много важнейших документов и приготовил к печати;
но потом задумал таким же образом перебрать архивы других слободских полков
и составить историю всей Слободской Украины. Намерение это не приведено было
к концу: мой начатый труд со всеми документами, приложенными в списках к
моему обзору, попался в Киеве между прочими бумагами при моей арестации в
1847 году и мне возвращен не был.
______________
* Кинбурнский 19-й драгунский полк был сформирован в 1798 г. Имел полковое
знамя с надписью "За отличие в Турецкую войну 1877-1878 гг.".

Осенью 1837 года я отправился в Харьков. Чувствуя, что в моем
образовании многое было упущено, и желая дополнить его, я принялся прилежно
слушать лекции Лунина, иногда же я посещал лекции Валицкого. История
сделалась для меня любимым до страсти предметом; я читал много всякого рода
исторических книг, вдумывался в науку и пришел к такому вопросу: отчего это
во всех историях толкуют о выдающихся государственных деятелях, иногда о
законах и учреждениях, но как будто пренебрегают жизнью народной массы?
Бедный мужик, земледелец, труженик как будто не существует для истории;
отчего история не говорит нам ничего о его быте, о его духовной жизни, о его
чувствованиях, способе проявлений его радостей и печалей? Скоро я пришел к
убеждению, что историю нужно изучать не только по мертвым летописям и
запискам, а и в живом народе. Не может быть, чтобы века прошедшей жизни не
отпечатались в жизни и воспоминаниях потомков: нужно только приняться
поискать - и, верно, найдется многое, что до сих пор упущено наукою. Но с
чего начать? Конечно, с изучения своего русского народа; а так как я жил
тогда в Малороссии, то и начать с его малорусской ветви. Эта мысль обратила
меня к чтению народных памятников. Первый раз в жизни добыл я малорусские
песни издания Максимовича 1827 года*, великорусские песни Сахарова** и
принялся читать их. Меня поразила и увлекла неподдельная прелесть
малорусской народной поэзии; я никак и не подозревал, чтобы такое изящество,
такая глубина и свежесть чувства были в произведениях народа, столько
близкого ко мне и о котором я, как увидел, ничего не знал. Малорусские песни
до того охватили все мое чувство и воображение, что в какой-нибудь месяц я
уже знал наизусть сборник Максимовича, потом принялся за другой сборник его
же, познакомился с историческими думами и еще более пристрастился к поэзии
этого народа. Когда же я прочел "Запорожскую старину"*** Срезневского и
наивно верил как подлинности помещенных там песнопений под именем народных,
так и историческим объяснениям издателя этой книги, то книга эта ввела меня
в заблуждение. Впрочем, не меня одного она соблазнила: многие знатоки и
любители народной поэзии верили в то, что в ней выдавалось за народное
произведение и за историческую истину. При посредстве Амвросия Лукьяновича
Метлинского****, с которым сошелся еще живучи у Артемовского-Гулака, где он
жил в качестве домашнего учителя, я познакомился с издателем "Запорожской
старины" Измаилом Ивановичем Срезневским, тогда уже получившим должность