"Сергей Костин. Лысая голова и трезвый ум" - читать интересную книгу автора

От моего сурового взгляда лысина свидетеля покрывается инеем.
- А что? Я ничего. Ловите. Вот через пять минут и ловите.
Свидетель, поправив на груди толстую золотую цепь, задом отползает в
свой окоп, под прикрытие уложенных штабелем сил быстрого реагирования.
По двору легким шорохом пролетают последние команды и приготовления.
Сквозь щели заколоченных окон сверкают блестки оптических прицелов. Старуха
с молоком вытаскивает из сетки бутылку, перехватывая горлышко на манер
гранаты. Старики в шортах сбиваются в кучу, и разглядывают мячик,
повернувшись к нему спиной.
Дети, оттеснив молоденькую воспитательницу к стене, выставляют перед
собой палочки-савочки и образовывают строгое каре. Самолеты, убавив обороты,
зависают над соседними крышами. Обкурившийся пацан, зажав в зубах антенну,
прыгает в телефонную будку и трясущимися пальцами набирает номер, чтобы
попросить о возможной артиллерийской поддержке. Запаркованные в неположенном
месте танки включают правые поворотники, готовые сорваться с места при
первой же необходимости.
Над городом проносится звон колоколов, возвещающих о начале полудня.
Вслед за центральными курантами сотрясается местной церквушки.
С началом двенадцатого удара мир замирает и превращается в цветную
картинку. С небом, цвета белого пепла. С домами игрушками.
- Опа!
Валюсь на землю, в яркую, недвижимую, траву и сожалею только об одном.
Почему не умею кричать. Громко и жалостливо.
Мир спит.
Перекатываюсь несколько раз по жесткой, словно пластмассовой, траве,
сваливаюсь в окоп к свидетелю Иванову. Дворник, крепко вцепившись в именную
метлу, устремлен стеклянными глазами в далекое небо. Ни дыхания, ни стука
сердца. Ни частички тепла. Статуя из парка. Только вместо весла именная
метла
Становится по настоящему страшно.
С визгом, царапая ногтями бетонную землю, выскакиваю из окопа. Бегу
сквозь вату, завывая, вперед. Куда глаза глядят. Сбиваю старушку с
бутылками, балансирующую на цыпочках, словно балерина. Старуха падает молча,
на лице сосредоточенность и такая же мертвенность, как и у дворника.
Прыгаю в сторону, на визг уже не хватает ни сил, ни смелости.
Спотыкаюсь о резиновые дубинки детсадовского отряда. Вытягиваю, чтобы
не упасть, руки. По инерции наваливаюсь на молоденькую воспитательницу.
Вблизи у нее лицо безжалостного прокурора. А из противогазной сумочки торчит
приклад "Калашникова". Не могу оторваться от глаз училки. Стекло, покрытое
испариной. Черные зрачки. В никуда.
Но руки уже вырывают автомат. Это единственное, что могу сделать. И еще
скулить.
Тяжесть оружия не успокаивает. Наоборот. Понимаю, что оно сейчас
бесполезно. Как бесполезны стрелки на крышах. Как бесполезны люди в
квартирах за заколоченными окнами. Как бесполезен сам мир, в котором есть
только один звук. Моего глухого, панического стона.
Куда? Куда бежать? Кому жаловаться? Кто выслушает испуганного молодого
лейтенанта?
Заталкиваю визг обратно. Остался стон. Но он тих, и никому не причинит
вреда. Как и кровь на содранных пальцах.