"Зофья Коссак. Король-крестоносец " - читать интересную книгу автора

Утолив первый голод, все оживленно заговорили. Присутствие на пиру
прекрасных дам, что на Западе считалось немыслимым, придавало беседе
пикантность и возбуждало остроумие даже сильнее вина. Тем более что дамы,
кроме Агнессы де Куртене, уже немолодой и расплывшейся, были прекрасны в
истинном смысле этого слова: за столами не сидело ни одной дурнушки, словно
им возбранялся въезд в Иерусалимское королевство. Обе сестры короля, старшая
Сибилла и молоденькая Изабелла, их фрейлины - короче говоря, все как на
подбор были молоды и красивы, и заманчивый блеск женских глаз, нежный
румянец щек, яркость губ, подчеркнутая помадой, сообщали пиру особое
очарование. Внучки ходивших в домотканых платьях крепких баб, не умевших
румяниться и завивать волосы, с удивительной быстротой преобразились в
опытных кокеток, до мелочей освоивших трудное искусство обольщения. Богатая
примесь сирийской, а то и арабской крови разбудила в них чувственность,
старая добрая рыцарская кровь питала прямодушие и отвагу, а пример гречанок
вызывал у них тягу к образованию. Все хронисты единодушно утверждают, что
столь очаровательных, но и опасных женщин, как благородные иерусалимские
дамы, трудно было сыскать во всем свете.
Сознавая власть своей красоты, они разговаривали уверенно и смеялись
громко, походя на птиц, вырвавшихся на волю. Казалось, они спешили
наверстать упущенное их смиренными матерями, бабками и прабабками. Временами
громкие женские голоса перекрывали мужские. Тогда великий магистр тамплиеров
Одо де Сент-Аман, известный своей неприязнью к прекрасному полу, хмурил лоб
и с раздражением и даже гневом поглядывал на короля, словно взывая к его
суровому суду. Но погруженный в раздумья король по-прежнему рассматривал
свои руки. Магистр переводил взгляд на архиепископа Тирского, но тот с
отеческой заботой в глазах наблюдал за своим бывшим воспитанником. Патриарх
Ираклий, мирского вида красивый мужчина, рассказывал что-то веселое
королеве-матери Агнессе. Дородная матрона заливалась смехом, точно
молоденькая - аж тряслись ее тяжелые груди. Злобный тупой взгляд великого
магистра ни у кого не встречал сочувствия.
Вокруг столов суетились разодетые с восточной пестротой слуги, пажи в
алых нарядах разливали вино, разносили все новые и новые блюда, сильно
наперченные и терпко пахнущие корицей, шафраном и кардамоном. От пряных
ароматов и винных паров в большой зале становилось душно. Пирующие гудели,
как растревоженный пчелиный рой. Кое-где громко смеялись, кое-где заводили
ссоры, а иные уже и запели, так что вдовствующая королева Мария Теодора то и
дело опускала глаза, стараясь не замечать бесчинства.
За дверью раздались шаги вооруженного человека: слышно было, как звенит
меч о мраморные плиты пола. Пирующие притихли и подняли головы, ожидая
появления нового гостя. Вошел дю Грей, один из рыцарей, стоявших в дозоре на
заставе у Иаковлева Брода на Иордане.
Прибывший проследовал прямо к королю и склонился перед ним в низком
поклоне.
- Да хранит Господь Святую землю!
- Да хранит! - ответил король. - Приветствую тебя, дю Грей! Что-то
случилось?
- Точно так, государь. Эмир аль-Малех напал на нас с отрядом в двести
всадников. Еле удалось его остановить...
- Как? Он нарушил границу?! - изумленно воскликнул король.
- Не то чтобы первым... Вначале де Ла Хей сунулся на его землю...