"Любовь Тимофеевна Космодемьянская. Повесть о Зое и Шуре (про войну)" - читать интересную книгу автора

И каждая новая книга для них событие; обо всем, что в ней рассказано,
дети говорят, как о подлинной жизни; о ее героях горячо спорят, их любят или
осуждают.
Встреча с хорошей книгой - умной, сильной, честной - это так важно в
юности! А встреча с новым человеком нередко определяет весь твой дальнейший
путь, все твое будущее.
В жизни моих детей всегда много значила школа.
Они любили и уважали своих учителей и особенно тепло говорили о
заведующем учебной частью Иване Алексеевиче Язеве.
- Он очень хороший человек и очень справедливый учитель, - не раз
повторяла Зоя. - А садовод какой! Мы его Мичуриным зовем.
Шура всегда с удовольствием рассказывал об уроках математики, о том,
как Николай Васильевич заставляет думать, искать и всегда уличит того, кто
отвечает наобум или просто механически заучивает правило.
- Ох, и не любит зубрил, попугаев всяких! Но уж если видит, что человек
понимает, - дело другое. Даже и поплывешь иной раз, а он только скажет:
"Ничего, ты не торопись, подумай". И правда, от этого как-то сразу лучше
соображаешь!
И Зоя и Шура необыкновенно ласково говорили всегда о своей классной
руководительнице Екатерине Михайловне:
- Такая добрая, скромная! И всегда заступается за нас перед директором.
И верно, не раз я слышала, набедокурит, провинится кто-нибудь в классе,
первый заступник - Екатерина Михайловна.
Она преподавала немецкий язык. Никогда не повышала голоса, но сидели у
нее всегда очень тихо. Она была снисходительна, но никому из ребят в голову
не приходило плохо приготовить ее урок. Она любила ребят, они отвечали ей
тем же, и этого достаточно было, чтобы никогда не вставал вопрос ни о
дисциплине на ее уроках, ни об успеваемости по ее предмету.
Но совсем новая полоса началась в жизни Зои и Шуры с того дня, когда у
них в классе стала преподавать русский язык и литературу Вера Сергеевна
Новоселова.
И Зоя и Шура очень сдержанно, даже осторожно проявляли свои чувства. По
мере того как они подрастали, эта черта в характере обоих становилась все
определеннее. Они как огня боялись всяких высоких слов. Оба были скупы на
выражение любви, нежности и восторга, гнева и неприязни. О таких чувствах, о
том, что переживают ребята, я узнавала скорее по их глазам, по молчанию, по
тому, как Зоя ходит из угла в угол, когда она огорчена или взволнована.
Как-то - Зое было тогда лет двенадцать - на улице перед нашим домом
один мальчишка мучил и дразнил собаку; кидал в нее камнями, тянул за хвост,
потом подносил к самому ее носу огрызок колбасы и, едва она собиралась
схватить лакомый кусок, тотчас отводил руку. Зоя увидела все это в окно, и,
как была, даже не накинув пальтишка (дело было поздней, холодной осенью),
выбежала на улицу. У нее было такое лицо, что я побоялась: она сейчас
накинется на мальчишку с криком, может быть, даже с кулаками. Но она не
закричала и даже не замахнулась на него.
- Перестань! Ты не человек, ты людишка, - выбежав на крыльцо, сказала
Зоя.
Она сказала это негромко, но с таким безмерным презрением, что
мальчишка поежился и как-то боком, неловко пошел прочь, не ответив ни
слова...