"Любовь Тимофеевна Космодемьянская. Повесть о Зое и Шуре (про войну)" - читать интересную книгу автора

ЛЮБИМЫЕ КНИГИ

Теперь, если у меня выдавался свободный вечер, мы уже не играли в
домино; мы читали вслух, вернее - читала я, а дети слушали.
Чаще всего читали мы Пушкина. Это был совсем особый и очень любимый
мир, прекрасный и радостный. Пушкинские строки запоминались совсем легко, и
Шура мог без устали декламировать про белку, которая

... песенки поет
Да орешки все грызет;
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра - чистый изумруд...

И, хотя дети много знали на память, они снова и снова просили:
- Мама, ну пожалуйста, про золотую рыбку... про царя Салтана...
Как-то я начала читать им "Детство Темы". Мы дошли до того места, где
рассказывается, как отец высек Тему за сломанный цветок. Ребятам очень
хотелось знать, что будет дальше, но было уже поздно, и я отослала их спать.
Вышло так, что ни на неделе, ни в следующее воскресенье я не смогла дочитать
им историю Темы: набралось много работы - непроверенных тетрадей,
незаштопанных чулок. Под конец Зоя не вытерпела, взялась за книжку и
дочитала ее сама.
С этого началось: она стала читать запоем все, что попадало под руку,
будь то газета, сказка или учебник. Она словно проверяла свое умение читать,
как большая: не просто заданную страницу из учебника, но целую книгу. Только
если я говорила: "Это тебе рано читать, подрасти еще", она не настаивала и
откладывала книгу в сторону.
Любимцем нашим стал Гайдар. Меня всегда удивляло его умение говорить в
детской книге о самых главных, самых важных вещах. Он разговаривал с детьми
всерьез, без скидки на возраст, как с равными. Он знал, что дети ко всему
подходят с самой большой меркой: смелость любят беззаветную, дружбу -
безоглядную, верность - без оговорок. Пламя высокой мысли освещало страницы
его книг. Как и Маяковский, он каждой строкой поднимал своего читателя, звал
не к маленькому, комнатному, своему собственному счастью, но к счастью
большому, всенародному, которое строится в нашей стране, - звал и учил
бороться за это счастье, строить его своими руками.
Сколько разговоров бывало у нас после каждой книжки Гайдара! Мы
говорили и о том, какая справедливая наша революция, и о том, как не похожа
царская гимназия на нашу школу, и о том, что такое храбрость и дисциплина. У
Гайдара эти слова наполнялись удивительно близким, осязаемым смыслом. Помню,
особенно потрясло Зою и Шуру то, как Борис Гориков невольно погубил своего
старшего друга, Чубука, только потому, что в разведке забыл об осторожности
и самовольно ушел купаться.
- Нет, ты только подумай: купаться ему захотелось, а Чубука схватили! -
горячился Шура.
- И ведь Чубук подумал, что Борис его предал! Ты представь, как Борис
потом мучился! Я даже не понимаю, как тогда жить, если знаешь, что из-за
тебя товарища расстреляли!
Мы читали и перечитывали "Дальние страны", "Р. В. С. ", "Военную