"Любовь Тимофеевна Космодемьянская. Повесть о Зое и Шуре (про войну)" - читать интересную книгу автора

Петрович заговорил тонким голосом):
"А я ничего не боюсь! И кот мне нипочем, и мальчишки, и коршуны! Я сам
их всех съем!"
И пока он так чирикал, над кустом пролетела какая-то большая птица и
громко крикнула. Воробьи помертвели от страха: кто стремглав улетел, кто
спрятался под листом, а храбрый воробышек крылышки опустил и не помня себя
побежал по траве. Тут большая птица как щелкнет клювом, как кинется на
воробышка, а он, бедный, из последних сил рванулся и нырнул в хомячью нору.
А в норе, свернувшись, спал старый хомяк. Воробышек еще пуще испугался, но
решил: "Не я съем, так меня съедят!" - и как подскочит да как клюнет хомяка
в нос! "Что такое? - удивился хомяк и открыл один глаз (Анатолий Петрович
прищурился, зевнул и продолжал басом). - А, это ты? Голодный, верно? На,
поклюй зернышек".
Очень стыдно стало воробышку, и он пожаловался хомяку:
"Черный коршун хотел меня съесть!"
"Ишь разбойник! - сказал хомяк. - Ну-ка, пойдем потолкуем с ним".
И хомяк полез из норы, а воробышек запрыгал следом. Страшно было ему, и
жалко себя, и досадно; зачем он храбрился? Вылез хомяк из норки, высунул за
ним нос воробышек да так и обмер: прямо перед ним сидела большая черная
птица и грозно на него смотрела. Воробышек глянул да тут же и упал со
страху. А черная птица ка-ак каркнет, а все воробьи кругом как засмеются!
Потому что был это вовсе не коршун, а старая тетка...
- Ворона! - в один голос закричали Зоя и Шура.
- Ворона, само собой, - продолжал Анатолий Петрович. - "Что,
хвастунишка, - сказал хомяк воробышку, - надо бы тебя посечь за хвастовство!
Ну да ладно, принеси мне побольше зерен да шубу зимнюю - что-то прохладно
стало".
Надел хомяк шубу и стал песенки насвистывать. Только воробышку было
невесело - он не знал, куда деваться от стыда, и забился в кусты, в самую
густую листву...
- Так-то, - прибавил, помолчав, Анатолий Петрович. - А теперь пейте-ка
молоко и ложитесь спать.
Ребята неохотно поднялись.
- Это ты про меня рассказывал? - смущенно спросил Шура.
- Зачем про тебя? Про воробья, - улыбаясь одними глазами, ответил отец.


НЕИЗГЛАДИМЫЙ СЛЕД

- Мама, - спросила однажды Зоя, - почему у Бурмакина и дом такой
большой, и овец много, и лошади, и коровы? Зачем одному человеку так много
всего? А у Руженцовых сколько детей и бабушка с дедушкой, а домик плохой, и
коровы нет, и даже овец нет?
Это был наш с Зоей первый разговор о том, что такое бедность, богатство
и несправедливость. Нелегко мне было ответить на такой вопрос шестилетней
девочке. Чтобы объяснить ей все это всерьез, пришлось бы говорить о многих
вещах, которые она еще не могла понять. Но жизнь заставила нас вернуться к
этому разговору.
Это было в 1929 году. В нашем районе кулаки убили семерых сельских
коммунистов. Весть об этом быстро разнеслась по Шиткину.