"Ежи Косинский. Пинбол" - читать интересную книгу автора

произволом и деспотизмом. Он был уверен, что в грядущем мире, истощившем
природные и человеческие ресурсы, напичканном компьютерными игрушками и
усвоившем стандартные нормы поведения, он окажется абсолютно
невостребованным и не вызовет ни у кого ни малейшего интереса.
Освободившийся от химеры успеха и обманчивой финансовой стабильности -
свобода явилась побочным продуктом творческого тупика, - он возрадовался
тому, что может теперь всегда и везде жить как ему заблагорассудится и
руководствоваться лишь своим собственным нравственным кодексом, ни с кем не
соревнуясь, никому, в том числе и самому себе, не причиняя вреда, -
кодексом, где свободный выбор являлся аксиомой.
Но он был одинок. Большинство из тех, кто считался его другом в те
времена, когда он был на вершине, полагали, что успех и провал следуют
параллельными курсами и дорожки эти не пересекаются, а так как раньше он и
сам испытывал подобные чувства, то не считал себя вправе докучать этим людям
оправданиями своего провала и заставлять их при этом ощущать вину перед ним
за собственные успехи или сомневаться в своих способностях и правильности
избранного пути. Он понимал, что в их глазах его жизнь - и в особенности то,
как он зарабатывает на эту жизнь, - олицетворяет не просто провал, а провал
нелепый, комичный, достойный лишь презрения. Домострой никогда не смог бы им
объяснить, что хотя на дне он оказался случайно, но вот устроился там с
комфортом исключительно по своей воле.
Часто, после того как от Кройцера уходил последний посетитель,
Домострой садился в машину и через мост Третьей авеню ехал на Манхэттен. На
рассвете длинные проспекты открывались перед ним будто линии партитуры,
сбросившие ноты. Он останавливался на пустынной улице, где ни один звук не
нарушал тишину, и представлял себе, как в один прекрасный день источник его
музыки, сейчас пустой и беззвучный, как проспекты огромного города, вновь
наполнится до краев. И он знал, что, покуда этого не случится, следует
проживать каждое мгновение в полную силу.
Таким образом, не только из-за жизненных обстоятельств, но и по причине
отсутствия выбора. Домострой жил одним настоящим. Знакомых он выбирал таких,
кто по возрасту или в силу воспитания ничего о нем не слышал и кому дела не
было до его былой славы. Они судили о нем так же, как и он о них, лишь видя,
каковым он предстает перед ними при случайных встречах, и не имели ни
малейшего представления о его прошлом. Домострой избегал общества тех, кто
слышал о его музыкальных успехах и мог попытаться убедить его в том, что
былые достижения многократно перевешивают все: и угасшую популярность, и
творческое бесплодие, и неудачу в достижении прочного финансового положения,
и нынешнее забвение. Мало-помалу он заключил свой внутренний мир в хорошо
укрепленную крепость и до сих пор успешно избегал тех, кто мог нарушить
обретенный покой.

Направляясь повидать Андреа, Домострой вставил в щель автомагнитолы
кассету со своей любимой записью. Расположение духа часто у него
определялось музыкой, как будто звуковые волны, сжимаясь и растягиваясь,
воздействовали на перепады настроения. Себя он постигал скорее языком
чувств, нежели разумом. В эпоху телевидения он нередко ощущал себя неким
анахронизмом, приученным реагировать барабанными перепонками, а не
сетчаткой, существом мира слышимого, а не видимого. Он размышлял о том, что
с освоением жизненного пространства растет неуверенность человечества в себе