"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

не ограничены и слиты вместе, поскольку воплощение бога - действительное и
полное; а полное оно потому, что правят постоянные общества.
Вот ответ на вопрос о целесообразности рассмотрения этих принципов и
этого режима. Приверженцы тезиса обстоятельств обходят его стороной, как бы
не замечая: быть может, это потому, что они сами граждане Малого
Государства, члены обществ мысли - семинарий этой новой религии, где принцип
прямого господства привычен и ни для кого не является проблемой. Как и все
верующие, они принимают основы своей веры как необходимое и достигнутое.


158

Надо ли говорить, что такой профан, как Тэн, не мог судить об этом так
же, и что в буре 1793 г. его внимание должны были больше привлекать корабль
и его странные маневры, нежели волны и рифы? Нельзя его за это порицать, ибо
ни к чему, исходящему от Малого Града, не применимы наши обычные мерки. Это
особый, отдельный мир, со своими собственными принципами, моралью, историей;
и нет никаких оснований думать, будто режим и законы этого мира годятся и
для нашего; опыт 1793 г. - до сих пор единственная попытка - вроде бы даже
говорит об обратном.


5. ТЕЗИС ЗАГОВОРА


Есть один факт, который столь же достоверен, сколь этот принцип ясен:
это существование различия, переходящего в расхождение, разногласие, затем
даже в конфликт между "Народом-сувереном" обществ и просто народом, между
"революционной Францией" г-на Олара и просто Францией. Народные общества,
этот основной орган истинной демократии, - это не народ. Такова истина,
громко прозвучавшая в Термидоре. Несмотря на хитрые уловки якобинского
общества, оказалось, что это особая, посторонняя власть, и что эта власть с
одной стороны, угнетает избранников народа - Конвент, с другой - сам народ.
Конвент: он осуждает Террор. Он за него проголосовал, но он его не
хотел: уже четырнадцать месяцев он не волен распоряжаться сам собой и
слушается Гору, то есть якобинского меньшинства. Террор - не его [Конвента]
деяние, как и жестокие


159

чистки, как и диктатура комитетов. Рядом с ним есть другая власть, другой
"центр", как тогда говорили, которым все это сделано от его [Конвента]
имени, - и это социальный центр, замковый кирпич свода нового строя.
Термидор стал отчаянным броском, борьбой, которая последовала за попыткой
освободиться. Конвент в это время все более открыто нападает на врага,
которого в течение долгих месяцев не осмеливался назвать и который был
единственным и настоящим врагом - социальную машину. Возгласы "Да
здравствует Конвент!", раздающиеся как на улицах, так и с трибуны, означают:
"Долой якобинцев!"1 Всем стало видно, что побежденным в Термидоре стал не