"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

что она о нем не знала; и Термидор сначала стал освобождением, но затем -
открытием: в следующие месяцы сюрприз следовал за сюрпризом. Вначале это был
процесс и оправдание (14 сентября) "132 нантцев", арестованных лишь за то,
что они были нотаблями своего города, которых десять месяцев таскали из
тюрьмы в тюрьму, где 38 умерли от истощения. Затем - представление с трибуны
Конвента Мерленом из Тионвиля вещественных доказательств потопления возле
Бурнефа 41 человека - 2 мужчин, из которых один слепой 78 лет, 12 женщин, 12
девушек, 15 детей, из которых 10 были в возрасте от шести до десяти лет, а 5
грудных; захваченных в повстанческом краю, их погрузили на судно "Судьба",
капитаном которого был Масе, и бросили в море в районе Пьер-Муан по приказу
генерал-адъютанта Лефевра1, - новое откровение для публики; и так далее...
Известно, что процессы Каррье, Фукье, Бийо, Лебона, Лакомб и

1 Moniteur, Convention, 13 oct. 1794.


194

т. п. тоже таили в себе подобные сюрпризы, они обнародовали странные
действия, рядом с которыми бледнеют даже самые знаменитые бойни минувших
времен: они совершаются хладнокровно, легально, по всей стране, в течение
многих месяцев. Это "перманентная Варфоломеевская ночь".
И, однако, можно сказать, что общество не знает о них: оно как будто
потеряло чувствительность, словно находится под наркозом. Никогда, ни при
каком режиме, оно не доходило до такого состояния. А тут о законах знали, а
о действиях - нет. Арест 132 нантцев был девятимесячной давности, потопление
у Пьер-Муан - десятимесячной и т. д. Это происходит, во-первых, от того, что
ничто более не публикуется, не пишется, не говорится под страхом изобличения
и смерти, без визы "патриотов", то есть якобинцев; а во-вторых, среди самих
якобинцев эти факты устраняются в процессе переписки.
Зато машина допускает и преувеличивает полезные ей новости так же
уверенно, как замалчивает другие, и теми же способами. Францию 1793 г. не
следует представлять как Рим времен Нерона, vasta silentio*. Напротив, в ней
есть общественное мнение, и причем самое шумное из тех, что когда-либо
утруждало слух правителей: мнение обществ. Если в Париже в мае 1794 г. ни
слова не говорилось о потоплениях, то в июле 1789 г. в самой глухой
деревушке было известно из верных источников - "людская молва" повторяет это
повсюду, - что королева велела заложить мину под залом Ассамблеи1; известно
было также, что дворянство топит зерно в

* "Необозримое безмолвие" {лат. ) - из описания похорон Германика у
Тацита. - Прим. перев. 1 Young А., I, р. 269.


195

море, чтобы уморить третье сословие. "Беспокойство о средствах к
существованию", столь полезное демократической партии с 1789 г., фигурирует
в 1794 г. среди "принципов", исповедуемых каждым настоящим якобинцем1. К
тому же вообще беспокойство - это даже признак патриотизма. Настоящий