"Огюстен Кошен. Малый народ и революция (Сборник статей об истоках Французской революции) " - читать интересную книгу автора

говорит якобинец Караф, - для патриотов или для аристократов тут требуют
свободы печати?"1 Вот наших храбрецов и проучили. Что на это сказать? Это
решающий аргумент, со времен Дюпоров и Тарже. С этим самым аргументом и
совершалась Революция. Нет ни одного члена Ассамблеи, который не был бы
обязан ему своей карьерой, прощением мошенничеств, приведших его к власти,
жестокостей, которые удерживали его у этой власти. И вот все опускают
головы, переходят к повестке дня, чтобы снова начать на следующий день. Эта
знаменитая ассамблея, не отличавшаяся ни тонкостью ума, ни чувством юмора,
теряла в этих спорах целые дни и не выходила из дилеммы.
А в действительности эта дилемма ставит в затруднение "патриотов"; это
выбор между двумя моралями - личной и социальной, о чем мы уже говорили; а
принципы говорят за Карафа. Отбросить тезис защиты, законы исключения,
аргумент общественного спасения - значит отказаться от самой Революции.
Фактическая тирания на службе у принципиальной свободы - вот вся Революция.
Откажитесь от первого - тотчас погибнет и второе. А причина в том, что
свобода - принципиальная, не от мира сего, и потому может в нем царить лишь
с помощью обмана и насилия. Она родилась в особом, чужом мире, в мире
обществ мысли, лож, клубов, народных обществ, - названия тут не важны. Этот
Малый Град, маленькая республика, совершенно демократическая, но
изолированная и закрытая, где занимаются политикой вдали от дел, моралью -
вдали от поступков; туда весь багаж реальной жизни - опыт, вера, интересы и
обязанности, все, что

1 Заседание 20 августа 1794 г.


189

обращено к действию и к результату, - не входит: там ему нечего было бы
делать, и он лишь загромождал бы без пользы пространство. Предполагается,
что туда приходят лишь затем, чтобы мыслить, чтобы "просвещаться", а не
действовать и жить; и именно поэтому так уютно там чувствуют себя химеры
Жан-Жака, чистые равенство и свобода. Это их родная страна. За неимением
"божественного народа", для которого составляет законы Руссо, они прекрасно
приспосабливаются к обществу идеологов. Искать их надо не на Корсике, не в
Польше, не в Риме или Спарте, не у гуронов или таитян, а в граде философов,
везде, где в определенные дни собираются человек двадцать со своими
председателями, секретарями, со своей корреспонденцией и с филиалами,
собираются, чтобы обсуждать и вотировать "принципиально" "общественное
благо". Вот эта новая "родина".
Однако случилось так, что они вышли за пределы своей родной страны, что
Малый Народ завоевал, поработил большой народ, и навязал ему свои законы. И
тотчас же начались изгнания, грабежи и убийства; ибо законы Малого
Государства не годятся для большого. Кодекс Прав Человека подходит лишь
гражданам мира мысли, а не обитателям реального мира. В реальном мире
якобинская партия всегда будет в опасности и, следовательно, вынуждена будет
прибегать к насилию, чтобы удержаться: при малейшем ослаблении надзора и
принуждения толпа сама собой вернется к "личным интересам", то есть к
интересам реальной жизни.