"Николай Коротеев, М.Спектор. В логове Махно (Главы из повести) " - читать интересную книгу автора

особое, но сила-то у него есть. И немалая. Представляю, как они
погужевались, "освободив" Одессу. Освободили ее от всего, что в ней
"лишнего". Как в вагоне...
Только на третьи сутки Матвей и Найденов вместе с другими беженцами
вернулись в Знаменку из леса. По дороге к станции им то и дело попадались
подводы, кое-как прикрытые рухлядью, из-под которой высовывались то чьи-то
босые ноги, то перевешивались через грядку повозки длинные женские волосы.
Хоронили жертв григорьевцев.
Сердце Матвея ныло от ненависти и ужаса.

В Елисаветграде Матвей быстро вошел в группу анархистов. Они были его
старыми знакомыми.
Осенью, когда гетманская варта арестовала в Николаеве членов
подпольного Одесского губкома партии, комсомолец Бойченко по заданию
большевиков ездил в Елисаветград аннулировать явки. Конечно, ни тогда, ни
сейчас никто из анархистов не догадывался, что шестнадцатилетний Чистюля,
как его прозвали, коммунист. И в партию его приняли даже без кандидатского
стажа. Существовало такое положение для тех, кто с оружием в руках защищал
Советскую власть. А Матвей Бойченко в четырнадцать лет сражался вместе с
рабочими Николаева на баррикадах, когда они три дня не пускали в город
австро-германских оккупантов. И конечно же, никто из анархистов и подумать
не мог, что тихий и скромный Чистюля, знавший, как "Отче наш", многие
сочинения апостолов анархизма, - чекист. Да узнай такое, они не пристрелили
бы, а растерзали Матвея.
Но проникнуть в святая святых, к секретам "легальной" организации,
Бойченко все же не удавалось. А тут еще из разговоров анархистов Матвей
узнал, что тайный съезд "Набата" прошел. Об этом проговорились в
штаб-квартире набатовцев, у Якова Суховольского, где Матвей, подобно многим
парням-анархистам, исполнял обязанности "мальчика за все"...
Машинально разжигая примус, наливая воду в чайник, Матвей лихорадочно
думал, как же теперь быть... Как достать у Волина хотя бы резолюцию съезда?
"Хотя бы"! Ничего себе!
А в голове вместе с ударами взволнованного сердца отдавалось:
"О-поз-дал... О-поз-дал..."
Со двора послышались голоса Миши Злого, Януса, Вальки и других
пареньков-анархистов, таких же "воспитанников", как он. Сначала Матвей,
занятый своими мыслями, не обращал внимания на спор. Но настойчиво
повторяемые слова "атаман Григорьев", "комсомольцы" заставили его
прислушаться. Потом он вышел на крыльцо. Его обступили. Подскочил Миша, по
кличке "Злой":
- Ты, умная голова, скажи, кто такие григорьевцы? Матвей рассказал обо
всем увиденном в пути и что ему пришлось пережить.
- Ты и вправду умная голова, Чистюля! - воскликнул порывистый Миша. -
Выходит, правы комсомольцы, называя Григорьева просто бандитом!
- Насчет комсомольцев - не знаю, - осторожно заметил Бойченко...
Через день после этого разговора в квартире Суховольского собралось
человек тридцать анархистов. Главный теоретик "Набата" Волин первым взял
слово.
Он старательно оправдывал бунт григорьевцев, утверждая, будто советское
командование обидело атамана, и в заключение заявил, что с Григорьевым