"Владимир Короткевич. Седая легенда" - читать интересную книгу автора

скамьи. Между ними шкафы, нарочно приоткрытые, чтоб была видна золотая и
серебряная посуда.
Как быстро они научаются от фальшивых немецких и итальянских купцов, от
лживых ихних дворян! Научились и иному, вовсе несообразному: в передней
стене - камин! Это при здешних страшных морозах! Да я ни на что на свете
не сменяю местной печи.
Во время итальянского похода - а зима была небывало суровая для
Ломбардии - мне однажды довелось всю ночь пролязгать зубами у такого
камина. Я наполовину зажарился, а наполовину замерз, как пекарь.
Зато я с несомненным удовольствием увидел уже накрытый стол, кресла без
спинок возле него, пламя свечей в шести пятисвечниках.
И еще женщину в кресле, в стороне от стола.
Они были совсем не похожи друг на друга, муж и жена. У него сухое
желтое, начинающее дрябнуть лицо, безумные и достойные жалости глаза
фанатика, волосы до плеч. А она - с нее ангела можно было бы рисовать.
Только не больно, знаете ли, доброго ангела. Коса длинная, золотистая,
глаза темно-голубые и тоже малость бесноватые, как и у всех местных
жителей. Рот розовый, веселый и привлекательный, и весьма приятный для
поцелуев.
А сама будто литая: все на месте, что должно быть у женщины, по мнению
всякого доброго швейцарца. Я, правда, не знал, какая у нее походка. У
здешних женщин походка очень хороша. И еще руки. Такие, как у этой: белые,
не худые, с тонкими красивыми пальцами, которые сужаются на конце.
Особенно непохожими супругов делала одежда. К одежде следует приучать
не одно поколение. И может, только внуки пана приучатся носить одежду,
которую носил он сам. Широкая и очень короткая бархатная безрукавка на
куницах. Ярко-красная рубашка, которая плотно обтягивала тело. Кружевной
воротник, и из-под него на живот свисала золотая цепочка. На поясе
игрушечный кинжальчик. (Боже, да этим людям только дубина и с руки.) И
куда ему, черту, с его худыми ногами и утолщенными коленными суставами
носить гладкие, в обтяжку, золотистые чулки и мягкие сапожки с длинными
носками?
Дразнят нас тонконогими аистами, а сами туда же.
А на пани Любке все к месту. Широкое в подоле голубое с золотом платье.
Пояс завязан по бедрам и падает впереди двумя концами, как бы разделяя
ноги. Тонкая в поясе казнатка [шнурованная женская одежда], тоже голубая.
И что лучше всего - ихний "кораблик" на голове, словно лежащий молодой
месяц, словно рожки над ушами. Те рожки золотятся, а на них сверху
наброшен рантух - прозрачное голубое покрывало, спадающее ниже колен.
Сидит словно в облаке.
И на коленях свернулся ручной белый горностай.
Она поднялась мне навстречу, улыбнулась слегка жестковатой и легкой
улыбкой. Горностай попытался было уцепиться за платье, но не удержался и
скатился вниз.
У меня седина в волосах, и тут я впервые пожалел об этом. А про себя
решил, что мужа как мужа, а эту буду защищать до последнего издыхания.
Ведь если бы я не таскался по свету, а женился, как все добрые люди, у
меня могла быть такая же вот дочь. И я обязательно назвал бы ее Гертрудой.
Я подошел к ней и наклонился, чтоб поцеловать руку, но она не дала
руки.