"Владимир Короткевич. Седая легенда" - читать интересную книгу автора

Я пожал плечами:
- В чем все-таки дело, хозяин?
- Спрашивать будешь потом. Отвечай, сколько здесь можно продержаться.
- Год, - сухо ответил я, - год я продержусь здесь даже против
Сатаниила. Два года я продержался бы здесь с хозяином, который мне
доверяет. И я не поручусь даже за неделю обороны, если хозяин не доверяет
сам себе.
- Цхаккен, приятель, - сказал он чуть помягче, - я просто не хотел
внушить тебе превратного мнения относительно легкости и трудности этой
осады.
- Так кто же все-таки идет?
- Хамы идут.
Мне не понравились эти слова. Ведь швейцарцы все были мужиками еще сто
лет назад. Но он обидел не моих земляков. Кроме того, он платил деньги.
Поэтому я смолчал.
- Хамы идут, - повторил он.
- Это не так уж страшно, - сказал я, слегка покривив душой.
- Ты не видел их в Витебске, - сказал он, - когда там была смута. А я
до сих пор помню набат.
- Однако же тридцать лет в этом краю было спокойно.
- А теперь они взяли замок. В Рогачеке.
- Сорок миль по реке отсюда, - улыбнулся я. - Кто поручится, что они
пойдут в эту сторону?
- Они пойдут. Я это знаю. У них нет другого пути, кроме того, что ведет
через Кистени. Через мои земли.
- И все равно мы отсидимся. Ваши мужики, конечно, мало приятная вещь.
Однако это не регулярная армия.
- Это хуже. - Он снова начинал гневаться.
- Почему?
- Потому что сегодня у них есть голова.
Внутри у меня похолодело: черт возьми, это действительно было хуже. Но
я знал, что этого человека еще в отрочестве чуть не до смерти напугали
зверские рожи, топоры, факелы, труп епископа, который волочили за ноги по
улицам, избиение его гвардии. Неумно было бы его пугать. Поэтому я
отмахнулся от его слов.
- Глупости, - сказал я, - голова во время войны рискует не меньше ног.
Уж на что хитер был шведский король, но и его не минула пуля.
- О Конрад, ты ведь бился с ним, - вдруг загорелся он. - Что это был за
человек?
Я улыбнулся про себя. Клянусь косой матери божьей, на этой земле каждый
мечтает о славе. Нигде не читают и не расспрашивают так жадно про
Александра, Цезаря и других разбойников. Даже этот, которому сидеть бы
дома и плодить детей, человек скорее жестокий, чем мужественный,
загорелся, едва потянуло дымом войны.
Я пожал плечами с притворным безразличием:
- Этот голландский мазила Ван Дейк написал портрет шведа, но он не
похож. Он на нем чистенький, как мальчик, которого мама ведет в церковь. А
тот был здоровенный мужлан, который лаялся мужицкими проклятиями, словно
золотарь из Вюрцбурга.
Его снова передернуло при упоминании о мужиках, но я успокоил: