"Владимир Короткевич. Цыганский король" - читать интересную книгу автора

никогда не видел ни одного Язепа, который мог бы носить титул
"прекрасного". Называйте меня просто медикусом.
Он окутался облаком табачного дыма, и неожиданно из-под тяжелых век
блеснули его глаза. Сказал просто и печально:
- И зачем кому знать, кто защитил меня, слабого, в свое время. Людям не
было дела до того, как умерли два самых дорогих мне человека, умерли с
голода. А я стоял тогда в клетке у стен несвижского дворца... День,
второй, третий... И пускай они подыхают теперь, потому что это я, человек,
имени которого никто никогда не узнает, первый в мире очистил одному
человеку мозг от осколков раздробленной черепной кости и наложил на дырку
в черепе заплатку из золотой пластинки. И этот человек остался жить.
Яновский только теперь увидел, что бутылка с водкой почти пуста.
Медикус был явно пьян: зрачки его глаз сделались черными, большими и
трепетали, как у отравленного. Но Яновский не испугался: медикус владел
своим мозгом, и речь его становилась все резче.
- Не думайте, что я делал это и многое другое для людей. Я не жалел их,
не ощущал их боли, и видимо, потому мне все удавалось. И воистину, за что
жалеть человека? Вот он настроил чудесных дворцов, насажал деревьев,
вырастил поэтов и зодчих. А завтра найдется безумец и начнет пережигать на
известь статуи, разрушать дворцы, жечь города. И поэта, которого объявят
еретиком, сжигают, а из его праха ставят клистир собаке завоевателя, ибо
собака нечистое животное, и ей помогает клистир из праха еретика, как
христианину - клистир из мощей святого. Дикари и варвары и всегда такими
будут по причине натуры своей... Мертвое дерево дает приют козявкам,
мертвые цветы сладко вянут, мертвый человек - смердит... Смердит он,
правда, и живой...
- Довольно, - сказал Яновский. - Я шляхтич, мне непристойно слушать
такое. Но ведь вы тоже человек. И те, что строили, тоже были людьми...
Оба молчали. Потом, когда молчание стало невыносимо, Михал спросил:
- Лучше расскажите мне, как это мой дядя стал королем цыган белорусской
земли.
- Не только белорусской, - уточнил медикус. - И Польши, и Литвы, и даже
Украины.
- Как же это произошло?
- Очень просто. - Медикус словно протрезвел: на лице его появилась
галантная и слегка язвительная усмешечка. - Приблизительно в тысяча
семьсот семьдесят девятом году Знамеровский был обычным мелким лидским
шляхтичем. Вы знаете, что теперь шляхтичу стать богатым - это все равно
что дождаться справедливости от пана. Но Знамеровскому помог случай... В
его деревеньке было не более сорока халуп, а на стайне стояли две
кобылы-клячи да дрыгант [вымершая белорусско-польская порода коней;
иноходцы белой, реже вороной масти (исключения были редки) в полосы и
пятна, как леопарды; храп - розовый] королевский, которого весной рожнами
на ноги поднимали. За лето кони немного сытели, и, видимо, это было
причиной, что на них позарился какой-то цыганский табор. Коней украли. Тут
Якуб проявил настоящую смелость. И неудивительно, потому что иначе ему
пришлось бы подыхать с голода, выть на луну. Он взял двух друзей, сел на
крестьянских коней и погнался за табором. Догнали ночью. Другой, может,
стал бы рассуждать, а они втроем напали на целый табор, и начался бой.
Смяли мужчин, отхлестали тех, кто сопротивлялся, забрали всех коней из