"Анна Коростелева. Цветы корицы, аромат сливы" - читать интересную книгу автора

- Мы занимаемся измерением поверхностных течений (по сносу судов и
методом бутылочной почты) и течений на глубинах (вертушками, подвешиваемыми
к заякоренным буям, и поплавками нейтральной плавучести с акустическим
прослеживанием), визуальной оценкой волнения и измерением его волнографами,
оценкой цвета воды и измерением ее прозрачности по глубине видимости
погружаемого белого диска. Еще гидроакустические измерения, характеристики
льда, пробы грунтов и биологические образцы.
Как выяснилось позднее, по-русски не знала она ничего, кроме алфавита.
Как только уехал Накамура-сэнсэй, сопровождавший группу японских
студентов, оказалось, что у них было прошито только два режима: ничего
нельзя- и можно всё. Очень хорошо это было видно по Киёси из той же группы:
сначала он ходил на занятия в тридцатиградусную жару в костюме-тройке при
галстуке, застегнутый на все пуговицы, тщательно подстриженный, с
наглаженными стрелками. Когда уехал Накамура-сэнсэй и все немного
расслабились, он стал присматриваться к тому, как одеты другие его
сверстники. Обнаружил, что есть люди в джинсах и в майках. На следующий день
он пришел с волосами, крашеными в рыжий и зеленый цвет, в кожаной жилетке на
голое тело, на каблуках, с талисманами и в цепях. Промежуточных стадий, как
выяснилось, у него не было.
Нечто подобное произошло и с Саюри. Она взъерошилась и превратилась в
гарпию - точнее, в сфинкса, но с бешеным темпераментом.
Сюэли со своим древним имперским сознанием относился к японцам как к
небольшому нарыву на пальце: непонятно откуда взялось (вчера еще не
было) -раздражает ужасно - вроде плоть от плоти, клетки того же организма,
но поражены какой-то болезнью - скорей бы уж прошло. Совершенно понятно, что
он не стремился сблизиться с барышней-мононоке.
Мононоке же, окинув его взглядом из-под челки, напомнившим ему какую-то
утопленницу из колодца, которая вылезала из телевизора, решительно
остановила на нем свое внимание. Больше всего Сюэли не любил возбуждать
национальную рознь, но бодрые высказывания Саюри о величии Японии вызывали
слишком много ассоциаций. К тому же, говоря о том о сем, она пыталась
прилепить ему на грудь кавайный бантик.
- Вы представляете собой мелких варваров на малоизвестных островах.
Научитесь сначала причесываться хотя бы, - бесстрастно заявил Сюэли и двумя
пальцами вынул у нее из волос морского конька.
Саюри любила поговорить с ним о неповторимости японской культуры, но
хорошо образованный Cюэли всегда не задумываясь указывал источник
заимствования. Таким образом отмел он бонсаи, Кабуки, икебана, фурошики,
бэнто, го, оригами и психологизм в литературе. Когда же Саюри что-то
заикнулась про эротические мотивы в искусстве, он увел ее в свою комнатку в
секторе Б, прикрыл дверь и через час ласково сказал ей: "Ну, ты согласна,
что у вас сплошное варварство?" - "Варварство", - потрясенно кивнула она.
Больше кавайные вязаные бантики не преследовали Сюэли.

Хотя Сюэли спал с бешеной японкой, он никак не мог запомнить ее имя. Он
называл ее то Китано, то Татами, Такеда, Икеда, Юме, Юми, Юки, Киюки. При
этом он всегда был с ней изысканно вежлив, а говорили они по-русски.
- Послушайте, Мэгуми-сан, вы не позволите мне провести полчаса за
чтением грамматики в спокойной обстановке?
- Почему, ну почему ты не можешь запомнить мое имя?? - топала ногой