"Анна Коростелева. Эоган О'Салливан" - читать интересную книгу автора

его - дурно, а всем остальным - неудобно. Дом, в котором умер Рыжий Эоган,
прометавшись пару месяцев в бреду, ирландцы, откровенно говоря, тоже успели
уже разобрать на камни и сложить из них изгороди, ибо хотя в Керри и немало
поэтов, но еще больше овец, и если не сложить от них изгороди, они съедят
все подчистую.

Во все время недолгой жизни Эогана О'Салливана в стране действовали
крепкие законы, называемые в народе na Peindlithe[1]. По ним выходило, что,
если ты католик, то, попав в суд или другое приличное место, ты не мог там
не только громко чего-либо требовать, но даже тихо просить. Права католиков
ограничивались одним: правом быть повешенным на свободном в данный момент
суку. Таким образом, ирландцы, которые в силу злой прихоти судьбы и
врожденного упорства сплошь католики, были гвоздем в пятке многострадальной
Британии. Католик не мог занимать никакую государственную должность, ни,
само собой, заседать в Парламенте, раздражая всех вокруг своим католическим
видом. Католик не имел права заключать торговые сделки, - это англичане
позаботились о его душе на случай, если к нему пристанет дьявол со своим
обкусанным пергаментом на предмет контракта. Католик не мог быть учителем,
было запрещено преподавание и устройство частных школ на дому; почти все,
что делал в своей жизни Эоган О'Салливан, было безусловно запрещено.
Наконец, католик не имел права хранить оружие и держать лошадей,
потенциально пригодных для строевой службы, ибо для чего ирландцу оружие,
ясно как день. Древние ирландские кланы, освобожденные от излишних хлопот и
обширных земель, расселились там и сям по лачужкам, отчего и вышло, что
Эоган, предки которого правили не одним королевством, порой не имел запасной
пары приличных штанов. Католическая служба была запрещена, поэтому
священника приглашали на дом, и служба велась в обстановке глубокой
конспирации, что уже само по себе завлекательно. Единственная вещь, которую
католик мог сделать честно и открыто, - это завербоваться в британскую
армию, где ему особенно долго в зубы не смотрели, а платили пару гиней и
вносили в список его неудобоваримую ирландскую фамилию, чертыхаясь и
покряхтывая. Именно это и проделал однажды Эоган О'Салливан: он прибежал
бегом в казармы портового города Корка и быстренько завербовался раньше, чем
сам успел понять, куда, так как за ним гнался с ружьем, обещая вышибить ему
мозги, разъяренный отец его ученицы, которой Эоган пару месяцев перед тем
преподавал древнегреческий, и результаты этого не замедлили сказаться; но,
как бы там ни было, в руках у преследователя было ружье, а голова Эогана
была единственным его достоянием. На другое же утро Эоган в составе
какого-то полка отплыл в Америку, где шла война за независимость, то есть
ирландские подразделения, сформированные во Франции, дрались против
ирландских же частей, навербованных англичанами. Ирландцы, как известно,
всегда дерутся друг с другом, так как им нельзя подобрать достойного
противника. Рыжий Эоган улизнул оттуда так скоро, как только смог, ибо был
воплощением легкомыслия и не чувствовал личной ответственности за
целостность Британской империи.


* * *

Все, что ученые по сию пору изучают как наследие Эогана О'Салливана, -