"Валерий Королев. Похождение сына боярского Еропкина [И]" - читать интересную книгу автора

Еропкин же творил несхожее с общежительным духом. По утрам, напившись
романеи, прохаживался справным шагом вдоль строя младней, выделенных для
воинской науки, таращил на них хмельные глаза и научал уму-разуму:
- Заповедь первая: жалость отринь, ибо супротивник вас не возжалеет.
Врагов убивай. Всех. Ежели и о пощаде молят. Хозяина, его жену, детей,
сродников. Иначе опомнится хозяин - тебя убьет, жена опомнится - за мужа
отомстит, детки подрастут - в отместку зарежут, а сродники - за то, что ты
ихнее родовое добро за себя взял, род обездолил да обесчестил. При живом
враге перенятый пожиток его - награбленное, при мертвом - достояние, и ты
не тать, но славный володетель ему. Ясно?
- Ясно! - громыхали младни.
- Другая заповедь: с товарищем награбленным не делись. От добра
сердечного толику дашь товарищу, а тот возмыслит, что ты слаб. Что изыдет из
сего?
Строй молчал.
- Свара, - на свой вопрос сам отвечал Еропкин. - Единожды получив,
товарищ восхочет вдругорядь взять. Так-то, ребятки, доброта - хуже
воровства. И третья заповедь...
Перед третьей заповедью Еропкин переводил дух, прямил спину, упирал
руки в бока и истово выговаривал, разделяя слова, словно гвозди вколачивал в
головы младней:
- Вы... друг дружке... не братья... но я вам - отец. Сия заповедь -
наиважнейшая. Ибо в братьях ровни не бывает, который-нито, а все старший.
Старший же непременно восхочет начальствовать вопреки мне, смущать вас своим
старшинством. Чего доброго, о чести и доблести возмечтает - доблесть и
честь, бывает, мутит разум в молодые годы. А что есть они? Пустячный звук, с
них сыт-пьян не будешь. Главное воинскому человеку - деньги. А по деньгам
- слава. Но кто, окромя меня, отца-начальника, вам их даст? Никто. Сию
заповедь неуклонно блюдите, друг за дружкой приглядывайте, слушайте, кто да
какие речи средь вас ведет. Мне докладывайте. Я крамольника живо утихомирю.
Младней Еропкин наставлял будто по-писаному. Слушал себя и удивлялся:
его самого таким заповедям никто не учил, ничего подобного он нигде не
слышал, а поди же - чешет без вздоха, словно на память затвердил. Складно у
него выходит! Но мало того, в рекомое он и сам верит и знает: без оного в
предстоящем деле нельзя, потому как рекомое - всем наукам наука. Тут, в
Свободине, не как на Руси - миром кровушку собственную невесть за что лить.
Тут - служба за деньги, каждый за себя ратится, счастья и радости своих
для. Выходит, заповеди сии превыше иных всяких умственных борзостей. Они -
закон, ежели ты надумал служить в семи ордах семи царям.
Закончив словесные внушения, Еропкин приступал к воинским играм. Учил
младней натиску строем в лоб, круговой обороне, бою едина супротив двух,
трех. Приучал к разному оружию, но более всего учил владеть саблей. Внушал
младням:
- Любое действо по ней. Она и за шестопер, и за копье, а при великой
нужде и за сулицу сойдет. Окромя, сабля - и щит, и кольчуга. Смекайте.
Главное - рукой да глазом прикипеть к ней.
И приказывал младням рубить монету: подкинет выше головы - бей, да
так, чтобы летела туда, куда укажет. Звякнуло о клинок - зачет, воздух
посек - розга. Квелые за день по дюжине розог набирали, а то и по полторы.
Пообедали - другая учеба: саблю в зубы - и единым духом на тын, по