"Георгий Корниенко. Холодная война (Свидетельство ее участника) " - читать интересную книгу автора

коридору, услышал за дверью одной из комнат громкие голоса: это я спорил с
одним из своих новых товарищей, не согласившимся с высказанным мною
сожалением по поводу судьбы Тухачевского и других военачальников. Утром
дежурный доложил о подслушанном им крамольном разговоре начальнику
факультета. Тот, собрав нас троих в кабинете, обматерил и меня с товарищем,
и не менее круто доносчика, едко заметив, что тот, видимо, "ошибся в выборе
факультета". На этом дело и закончилось.
Примерно через год в зиму 1945/46 года я получил письмо от отца, в
котором сообщалось, что в адрес одного из братьев матери пришла написанная
незнакомым почерком и неподписанная записка, в ней говорилось, что пропавший
без вести во время войны его сын-военврач, то есть мой двоюродный брат,
находится в одном из фильтрационных лагерей где-то под Москвой.
Памятуя, как начальник факультета по-доброму отнесся ко мне, я решился
пойти к нему с просьбой навести справки о двоюродном брате. Поначалу он
попытался отговорить меня от этой затеи, сказав, что она может обернуться
большими неприятностями. Однако поскольку я проявил свое хохляцкое
упрямство, он в конечном итоге пообещал попробовать в сугубо неофициальном
порядке через знакомых работников НКВД выяснить, в каком из подмосковных
лагерей находится мой брат.
Дня через три он сообщил мне необходимые данные и дал увольнительную,
но строго предупредил, чтобы в школе никто не знал, куда я поехал, и чтобы в
лагере я не ссылался на него, если там спросят, как я узнал место пребывания
брата. Продумав легенду на этот случай, я все же поделился своим секретом с
двумя наиболее близкими товарищами для того, чтобы вместе с ними под
благовидным предлогом выпросить в столовой пару буханок хлеба и немного
сахара - авансом в счет полагавшегося нам довольствия за два дня.
Добрался я на электричке до лагеря, захожу к его начальнику, предъявляю
удостоверение слушателя Высшей школы НКГБ СССР и объясняю цель своего
приезда. В ответ на вопрос, откуда мне стало известно место пребывания
двоюродного брата, сказал, что оно было указано в той самой записке, которую
получил его отец. На вопрос же, знает ли мое начальство, куда я поехал,
ответил отрицательно.
Посмотрев списки и удостоверившись, что там есть названная мною
фамилия, начальник говорит: "А ты понимаешь, младшй (к тому времени я имел
звание младшего лейтенанта), что, если я и разрешу тебе увидеться с братом,
чего вообще-то делать не положено, то я должен буду сообщить о посещении
тобою лагеря и о нахождении здесь твоего родственника своему начальству?" На
это я ответил, что не могу, естественно, просить его не делать того, что
велит ему долг, ну а я считаю своим долгом увидеться с попавшим в беду
братом, чье пребывание в фильтрационном, а не в каком-то ином лагере
означает, как я понимаю, то, что его вина пока еще не установлена.
Кончилось дело тем, что начальник лагеря приказал привести брата и,
удостоверившись, что тут нет никакой ошибки, даже оставил нас наедине.
Как рассказал брат, он попал в плен при отступлении армии, будучи сам
ранен и занимаясь до последнего момента эвакуацией других раненых,
находившихся в полевом госпитале. Закончил он свой рассказ просьбой передать
всем родным, что греха на его душе нет, чем бы ни закончилось официальное
разбирательство его дела. В отличие от многих других, а может быть, даже
большинства попадавших в фильтрационные лагеря, брату повезло: на его
счастье, нашлись свидетели и тех обстоятельств, при которых он попал в плен,