"Владимир Корнилов. Годины " - читать интересную книгу автора

вынырнул человек в черном шлеме. Черных людей, торопливо спрыгивающих на
боковины машины, Макар видел вполглаза: теперь он следил за другим, ближним,
танком. И чадящий мотор, и копоть на красновато освещенном солнцем пятнистом
боку, и раскрытый буксировочный крюк - все видел он в отчетливости, как,
бывало, в один взгляд замечал всякую малость на входящем в ворота МТС
тракторе. Не сразу он понял, почему первый выстрел командир направил по
дальнему танку: близость этого танка казалась опаснее. Теперь, вспоминая,
Макар знал, как точно рассчитал лейтенант даже в первой для него встрече с
врагом: второй танк мог бы одним доворотом укрыться за корпусом ближнего
танка, и неизвестно, чем бы тогда кончился их поединок.
Плохо он знал своего командира. Просто не успел узнать! Война никому
не дала успеть. Не дала она пожить и молоденькому их командиру.
Макар отлично видел немецкую бронированную машину, наполовину вползшую
в хлеба. Как бы в удивлении; она остановилась после первого их выстрела;
большая, с круглой нашлепкой, ее башня разворачивалась: кто-то там, в
башне, торопился довести, нацелить на них ствол пушки. Движение пушечного
ствола завораживало, расслабленные руки и. ноги не чувствовали ни педалей,
ни рычагов; он ждал команды, только команды, а в сознании умирала тоскливая
мысль: "Не успеть, не успеть..."
Плохо, все-таки плохо он знал своего командира! Об этом он успел
подумать еще раз, когда услышал Медленный, какой-то неживой, в то же время
успокаивающий голос: "Под башню, Руфат... Не спеши. Под башню... Под
башню..." И когда на добирающем разворот стволе немецкой пушки обозначился
черный круг пустоты, вспышка вновь осветила багровой синевой кусты и рослые
хлеба. Рванулось из пятнистого танка упругое пламя, башня отделилась, с
какой-то неуклюжестью запрокинулась в хлеба. От близкого взрыва Макара
качнуло на сиденье, дрогнули на рычагах руки; с другого, горящего, танка
взрывным ударом сорвало дым и людей.
- Так... К праотцам оба... - сдавленно прошептал лейтенант, как будто
не веря тому, что сам сейчас совершил. Прорезался вдруг высокий мальчишеский
его голос, возбужденно, отчаянно он крикнул: - Разуваев! А ну...

Макар, приходя в себя, пригнулся к рычагам, холодок прошел от плеч до
рук; он почувствовал, что командир, упоенный счастливой победой, совершит
сейчас что-то уже непоправимое. Но лейтенант не договорил. Наверное, оба
враз они увидели, как из-за горящих среди хлебов немецких танков, подбитых
орудиями погибающего эшелона; выкатилась "тридцатьчетверка" Артюхова.
Озаряя себя сполохами выстрелов, одинокий танк мчался в самую гущу
вражеских машин, добивающих в неторопливости, объятый дымным пламенем
эшелон.
Макар смотрел, как слепо и отчаянно мчалась "тридцатьчетверка" в
затылок дугой развернутых немецких танков, и в эти последние минуты, когда
Артюхов был еще жив, уже пережил его смерть. Он видел, как развернулись
четыре танка, с двух сторон пошли наперехват; огненные пути трассирующих
снарядов скрестились на "тридцатьчетверке".
Артюхов горел, тяжелые клубы дыма оседали на поле; "тридцатьчетверка",
казалось, плыла по черной реке.
Танк Артюхова теперь мчался, как одичалый конь с огненно-черной,
развевающейся гривой; вошел в дугу вражеских машин, вдруг вцепился правой
гусеницей в землю, развернулся, в бок ударил ближайшую машину. Полыхнул