"Владимир Корнилов. Годины " - читать интересную книгу автора

было. Автоматчики плотно прикрывали его спинами, ощетинив перед собой резные
стволы автоматов; но это была лишь сила, охранявшая его, комиссара, и
привести ее в действие против людей, даже исступленных жаждой спасения, он
никогда бы себе не позволил. Но Степанов не был бы Степановым, если бы
признал свое бессилие. Он знал, что должен овладеть переправой, должен
навязать необходимый для этих людей порядок. Мысль его работала быстро,
настойчиво выискивала решения, тут же взвешивала, отвергала. Наконец решение
появилось, ему нужны те шесть танков, которые стояли метрах в ста от
понтона, казалось намертво зажатые стекающими к реке людьми.
- Чудков! - Степанов окликнул негромко, но молодой автоматчик тотчас
повернулся, смотрел на комиссара сочувствующим взглядом. И, Видя этот его
взгляд, в котором не было растерянности, была только готовность помочь, он
не приказал, а скорее попросил:
- Чудков, старшего командира вон тех танков ко мне...
В живых глазах Чудкова вспыхнула откровенная радость от того, что
комиссар и в безнадежности нашел какое-то решение. В радости он выдохнул:
"Есть!" - что-то сурово сказал автоматчикам и снова, как остроносая
лодочка, ловко толкнулся навстречу сплошному, на него идущему людскому
потоку.
Вернулся Чудков раньше, чем Степанов ожидал. За ним как будто выдрался
из движущейся солдатской массы танкист в истрепанном, потерявшем цвет
комбинезоне; шлема на нем не было, волосы, будто пук спелого, спутанного
ветром ячменя, прикрывали висок и серое от пыли ухо.
- Старший лейтенант. Один за всех командиров 121-го танкбата... -
выговорил он глухо. Голос его едва можно было расслышать: его занемевший от
усталости язык едва проталкивал слова.
Степанов видел, какую усталость носит в себе старший лейтенант, и
постарался не заметить, ни нарушенной формы доклада, ни распахнутого ворота
надорванного комбинезона; он догадывался, через какой огненный ад прошел
этот по виду безразличный ко всему молодой командир, и, не желая показывать
свое человеческое сочувствие, которое вопреки всему в нем было, стараясь
возбудить в танкисте какой-то последний резерв его человеческой силы,
сказал:
- Прошу вас, старший лейтенант, сделать невозможное: подведите танки,
отгородите танками горловину понтона. Если в ближайший час мы не переправим
на тот берег артиллерию - люди на берегу обречены...
Танкист с трудом удерживал тяжелые веки, веки опускались на глаза, он
даже покачнулся в забытьи, вздрогнул, приходя в себя из мгновенного сна.
Слова, которые ему говорили, медленно входили в его сознание. Степанов
повысил голос, резче, чем прежде, спросил:
- Вы поняли, старший лейтенант?
Танкист старался понять, что от него хотят; рука его поднялась, в
неловкости придавила к горлу надорванную половину ворота, скользнула по
груди. Невозможно было представить, в который раз он преодолевал усталость,
но сознание вернуло его в действительность: взгляд прояснел, руки вытянулись
вдоль тела, голосом глухим, но достаточно отчетливым он сказал:
- Понял вас, товарищ дивизионный комиссар!..
Степанов кивнул:
- Исполняйте! Возьмите автоматчиков, они помогут. Хоть метрами, хоть
сантиметрами, но приказываю двигаться к понтону!