"Владимир Корнилов. Каменщик, каменщик..." - читать интересную книгу автора

следы сапог.
- Зови, - вздохнул конторщик, и коридорный побежал за полицией. Дверь
взломали. На железной койке лежала обнаженная красавица с чулком на шее.
Ее живот и бедра были залиты кровью. Следствие установило, что маньяк
исковырял несчастную шашкой и вытер клинок о валявшееся на коврике
обтерханное платье.
Так писали местные "Ведомости", и Пашке долго снилась беженка, правда, не
голая, но всегда окровавленная. Он даже решил, что красоте непременно
сопутствует жуть убийства и тайны. Этот страх сохранился в Челышеве
надолго, пожалуй, навечно, и спустя тридцать, сорок, даже пятьдесят лет он
опасался, что кто-нибудь прирежет его дочь.
... Меж тем Артема производят в прапорщики. Он получает одного Георгия,
второго, а мать все не выходит замуж. И вдруг батальонный командир
собственноручно уведомляет Любовь Симоновну, что ее сын Артем Родионов
Челышев пал смертью храбрых. Мать молчит, ходит в свою управу, но нотариус
больше у них не засиживается. И однажды Пашка видит, что его мамаша - уже
не молодая и вовсе не суровая. Неожиданно на первого осеннего Павла
привела во двор за руль (как козла за рога!) взаправдашний, хотя не новый,
велосипед. И глаза у матери такие настороженные, словно боится, что второй
сын тоже убежит на войну. Месяц Пашка гоняет по всему городу. Но вот на
окраинной улочке мальчишки ссаживают его с велосипеда, протыкают покрышки,
выдирают спицы, уродуют передачу. Пашка отбивается велосипедным насосом, а
когда вырывают насос, ребром ладони расшибает двоим пацанам носы и
притаскивает на Полицейскую железного калеку. Ему стыдно перед матерью,
но, полагая, что постиг законы человеческой зависти, он злится не на
мальчишек, а на Любовь Симоновну и себя:
- Стегайте! Что мне ваш ремень? Спасибо, живым остался. А убили бы - тоже
по-честному вышло б. Нечего задаваться. Не по чину нам велосипед!
- Ох, старый ты, Пашка, - удивляется мамаша. - Прямо мудрец-философ...
Теперь она норовит вечерами сготовить что по-вкусней. Но Пашка уже сам по
себе. Пусть мать пьет втихомолку портвейн или кагор и потом судачит на
крылечке с соседками, будто она такая же... Время стоит скучное. Разве что
царь по дороге в Ставку проедет через город. Хотя вокруг автомобиля
столько казачья, что самодержца не разглядишь.
Но вот в марте студенты схватываются с городовыми, сжигают часть, и
объявляется полная свобода. Все цепляют красные банты, и с бульварных тумб
и скамеек на больших и малых митингах слышатся картавые, часто неграмотные
речи.
- Ожидовел город, - пожаловался племяннику Клим.
- Не любишь? - подмигнул Пашка.
- Признаюсь, грешен. Конечно, народишко, избранный Господом. Обижать
нельзя. Но и любить не вижу причины.
- А ты не черносотенец?
- Упаси Господь.
- Говорят, с осени их будут принимать в училище без всяких процентов, -
сказал Пашка.
- Доброе дело...
- Доброе, - согласился племянник. - А вот не любят их.
- Всех не любят, - сказал Клим.
- Нет, евреев по-другому...