"Илья Кормильцев. Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa" - читать интересную книгу автора

говоря уж о том, что был он выпускником не архитектурного института, а
музыкального училища им. Чайковского, заведения во всех смыслах достойного.
Кстати, впоследствии, во время многочисленных кадровых пертурбаций,
Слава брал в группу только профессионалов и, желательно, со специальным
образованием. Барабанщики Алик Потапкин - экс-"Флаг", музучилище; Володя
Назимов - экс-"Урфин", училище; Игорь Джавад-заде - экс-"Арсенал". Клавишник
Алексей Палыч Хоменко - этот просто везде переиграл и некоторым музыкантам
чуть ли не в отцы годился; гитарист, звукорежиссер, мультиинструменталист,
вокалист и композитор Володя Елизаров годился в дяди... И так далее. А
потом - и сам Слава научился.
Однако с приходом Могилевского не все было ясно: его в то время
постоянно брал в группу Пантыкин, стать "Урфин Джюсом" считалось великой
привилегией; понимал это Леха, понимали и Слава с Димой. Но в "Урфине" дела
шли к почетной кончине, скандал случался за скандалом, и после каждого
Пантыкин с малопонятной стабильностью, хотя и без особых оснований,
Могилевского обратно выгонял. А потом опять брал... От урфинджюсовской
кадровой суеты Могилевский к июню, то есть к первому фестивалю рок-клуба,
совершенно запутался. Наусы ждали. На фестивале взорвалась последняя бомба:
"Урфин Джюс" выползал на сцену тяжело, с очевидным намерением провалиться,
что успешно и сотворил на глазах многочисленной публики. Дело было не в
Лехе, а в метафизике, но и он в тот день постарался, как раз к концерту пьян
был до полной невменяемости. Его спешно мыли, прогуливали, материли, после
чего выгнали на сцену. Ну Леха и наиграл...
"И меня выгнали из "Урфин Джюса", я ушел заплаканный совершенно. Славка
меня обхватил, сказал: "Не плачь, завтра реабилитируешься." А на следующий
день - полная победа. И Славка оставил меня при "Наутилусе"". (Из интервью
А.Могилевского.)
Забавно, но обстоятельства инцидента еще долго вызывали в Свердловске
подозрения, поскольку чьей-то доброжелательной рукой Леха как раз перед
концертом уведен был на берег реки Исети, а там уже при участии того же
доброжелателя доведен до кондиции. Возникли сомнения, а не задумано ли
мероприятие и не осуществлено ли именно Бутусовым, ибо Славу в тот момент
никто не видел. Мало кто знает, что деяние это на самом деле совершил
Белкин, урфиновский гитарист, просто признаться у него духу не хватило. Так
или иначе, Могилевский стал четвертым из "Нау", и это было хорошо.
Теперь к вопросу "о бананах и маечках". Весь посленевидимковский период
в манере одеваться и поведении на сцене Слава с Димой все еще пытались
отыграть образ, созданный в студенческие времена "Группой из Промобщаги", то
есть всячески кривляться, извиваться, в чем были они со своей худобой и
странной пластикой более чем забавны, но, к примеру, с суровым текстом
"Князя тишины", написанным венгерским поэтом-символистом Эндре Ади в начале
века и непонятно как попавшим к Бутусову, ужимки и прыжки явно не вязались.
А с последующим репертуаром кривляться становилось и вовсе странно.
Клоунада, каковой они по сути и занимались, все больше противоречила песням,
которые еще в материале "Невидимки" уже с натяжкой можно было отнести к
"ерническим", а с каждой новой работой "Нау" все дальше уклонялся в сторону,
с клоунством несовместимую.

3. Лето, фестиваль и "Разлука"